Чувство, окутавшее меня, было тяжелым и простудно знобким. Что, если всех моих несчастных жен можно было спасти, и требовалось просто копать глубже? Я не хотел думать об этом – не стоит скорбеть по тому, чего ты не сможешь исправить – но тоска не отступала.

– Значит, эта штука хорошо маскируется, – Кайя устало посмотрела на меня и спросила: – Слушай, а это точно проклятие? Ну мало ли, что там сказала та ведьма?

Я невольно рассмеялся – настолько искренней она сейчас была. И я не был ей противен и не пугал – надо же, я отвык от того, что, оказывается, могу не вызывать отвращения и страха.

– К сожалению, это проклятие. Оно во мне есть. Даже документально подтверждено, – я вспомнил все выписки из академии, которые хранил в кабинете: никогда еще не видел столько печатей на бумагах.

– А если это не проклятие той ведьмы? – не отставала Кайя. Ею вдруг овладела какая-то идея, и моя седьмая жена не собиралась от нее отказываться. – Ты правильно сказал, мы, ведьмы, хищники в своей среде обитания. Но мы никогда не убиваем друг друга.

– Верно, – задумчиво произнес я и мысленно обозвал себя идиотом. Мне самому надо было дойти до этого – понять, что если проклятие ведьмы столкнется с другой ведьмой, то оно не сработает так, как в него закладывалось. Моя ведьма-жена будет болеть, покроется, например, струпьями или превратится в лягушку, раздуется от опухолей и лишится рассудка, но не умрет.

Но проклятие Багрового Первоцвета встретилось с Кайей, разрослось и стало уничтожать ее с искренней ненавистью.

Кайя дотронулась до моей руки – так, словно я был не вынужденным мужем, который готов отнять ее жизнь, чтобы выжить самому, а другом. Тем, кого она всей душой готова была поддержать.

– Кто мог тебя проклясть? – спросила Кайя. – Он прикрылся тем, что кричала твоя ведьма с костра, и ты даже не думал, что искать-то надо в другом месте. Кому это все выгодно? Твоя новая жена каждый год, весь этот твой пугающий образ… Кому нужно чудовище?

Я только плечами пожал. И в самом деле, кому нужен я-монстр? Кто ненавидит меня настолько сильно?

– Не знаю, – искренне ответил я. – У меня нет врагов. Друзья меня любят, коллеги уважают.

Это в самом деле было так. В нашем деле все просто: чем больший страх ты вызываешь у окружающих, тем лучше. Хоть посмотреть на Эдварда – быстро же он побежал прочь, как только я ступил на порог.

– Мы с этим разберемся, правда? – с надеждой спросила Кайя. Я кивнул, и она добавила: – Это будет лучший подарок на новый год. Выжить и жить дальше.

– И расторгнуть брак отчаяния по договору, – добавил я. – Никогда не думал, что однажды это сделаю.

Кайя улыбнулась и снова дотронулась до моей руки, словно ободряла друга.

– Вот видишь? Ты уже надеешься на лучшее. И я тоже надеюсь.

– Ты упомянула, что у тебя много планов на жизнь, – вспомнил я. – Например?

Улыбка Кайи была сдержанной, наполненной достоинством. Она смотрела на меня не как мечтательница, а как человек, который все спланировал и понимает, что добьется желаемого, даже если ему придется сражаться с собственной смертью.

– Я стану журналисткой, – уверенно сообщила Кайя. – И однажды напишу обо всем этом статью или настоящую книгу. Знаешь, теперь я нисколько в этом не сомневаюсь.

7. Глава 7

Кайя

Когда я рухнула в кровать, плавясь от усталости, то в голове не было ни единой мысли, и я надеялась, что сумею заснуть побыстрее.

День был долгим и невыносимым. Он принес мне надежду, отчаяние и снова надежду. Наверно, именно эта надежда и не позволила мне погрузиться в сон: мною вдруг овладела нервная бодрость, когда крутишься в кровати, переворачиваясь то на один бок, то на другой, и все тебе не так. Подушка то слишком теплая, то слишком тонкая, одеяло норовит сбиться самыми неудобными складками, а простыня собирается сбиться в кучу.