– Вы правы… извините, – Василиса сникла, смиряясь, и снова чихнула и прочистила горло. – Я веду себя глупо. Просто мне кажется, мама будет волноваться, если я опять исчезну.

– А вот тут я себе позволю вмешаться и сказать, что заметила во время перевозки, что ваша мама постоянно, невзирая на ваши уговоры, пытается о чем-то с вами говорить, девушка. А в силу того, что сделать нормально она это пока не может, сильно волнуется, напрягается, и мы имеем скачки давления. Это сейчас весьма нежелательно.

– Хотите сказать, что мое присутствие вредно для нее? – тут же опять ощетинилась Василиса.

– Вам честно? – женщина посмотрела на нее почти жестко. – На данный момент, да. Я врач «Скорой», а не психолог, но из ситуации вижу, что сейчас присутствие другого человека ваша мама перенесет лучше, чем ваше. За какое-то время она окрепнет и тогда сможет безопасно сказать вам все, что хочет, и это не приведет к тому ухудшению, к какому могут привести ее безуспешные попытки сейчас.

– Итак, мы, думаю, друг друга поняли, – подвел черту доктор. – Приятно будет увидеть вас вновь. Я готов к первичному осмотру вновь поступившей и жду сопровождающего для введения в курс наших дел и порядков, – он кивнул и направился вглубь коридора, чтобы скрыться за одной из дверей.

– Мне тоже пора, – заторопилась врач со «Скорой». – Извините, если вмешалась в личное, но я честно высказалась в интересах больной.

Мы остались вчетвером в коридоре. Василиса шмыгала носом и смотрела в пол и, похоже, была она несчастней некуда, стоя в нескольких шагах, и словно подчеркивая этой дистанцией степень своего сейчас одинокого разочарования. И у меня прямо заболело все внутри от желания обнять ее и успокоить, дать понять, что одной ей уже никогда не быть, я этого просто не позволю. Отец за все время разговора не проронил слова и не пытался спорить с Василисой, и я ему был за это очень благодарен.

– Лиска, прости, что так подставил с этими духами дурацкими, – Кирилл смотрел почти несчастно. – Хотел порадовать. Порадовал.

– Да откуда ты мог знать? – печально отмахнулась она. – У меня же правда никогда и ни на что не было аллергии, а тут…

– Васенька, ну чего ты так распереживалась? Ну, подлечишься и вернешься сюда через несколько дней, здоровая, и сменишь меня. – Отец, конечно, уговаривал ее, но я видел, какие нетерпеливые взгляды бросает на двери, за которыми скрылся доктор. Как будто готов был бегом ломануться туда, и мы – единственное досадное препятствие, его удерживающее. Мдя, с актерским мастерством у него как-то не очень.

Василиса подняла, наконец, слезящиеся покрасневшие глаза и посмотрела на него все понимающим взглядом.

– Да, вы правы, дядя Максим. Пойдемте все объясним маме, – тихо сказала она и пошла по коридору, оставляя за собой этот, пусть и крошечный, кусочек первенства.

– Сень, моя сумка с вещами в багажнике, – сказал отец и догнал ее.

– Вот зараза! – как только они скрылись, Кирилл стукнул кулаком по стене. – Да как же я так облажаться-то умудрился!

В другое время я бы, может, и позлорадствовал. Но не тогда, когда это касалось здоровья моей занозы, поэтому сейчас просто промолчал и пошел за вещами отца.

Когда вернулся, то застал всех троих стоящих рядком в коридоре и задумчиво разглядывающих противоположную стену.

– Могу я увидеть Марину? – спросил, протягивая сумку отцу.

– Не в этот раз. Они ее уже сразу наверх на какое-то сканирование подняли, – ответил отец и, очевидно, больше не в силах скрывать свое нетерпение быстро пожал руку Кириллу и мне. – Сень, ты знаешь, что делать.