Внезапно он выругался на незнакомом, певучем языке — наверное, язык альвов. Я, конечно, не поняла смысла, но по тону было ясно, что это ругательство.

— Иен, ты же обещал не врать мне, — дрожащим голосом произнесла я. — Скажи, я умру?

— Для альвов пыльца дурманного вереска почти не опасна, а для людей это смертельный яд, — мрачно отозвался Иен. — И... — он помедлил, — противоядия нет.

«Противоядия нет... Противоядия нет...» — набатом простучало в голове.

— Я... умру? — с трудом произнесла я, пытаясь осознать, как это, когда тебя больше нет. День сменит ночь, зима — осень, а я этого не увижу... Как такое возможно?

Но, может, все же есть какой-то способ спастись? Иен не может лгать — и теперь я ожидала его ответа как приговора.

Он скосил на меня взгляд и медленно покачал головой из стороны в сторону. Я облегченно выдохнула и без сил прислонилась лбом к плечу мужчины. Я не умру!

На улице меж тем резко похолодало, зубы сами собой застучали, а пальцы, обхватившие шею альва, задрожали.

— Энергия утекает, поэтому тебе и холодно, — пояснил он. — Сейчас вернемся в номер и найдем тебе одеяла.

Впереди уже показался вход в гостиницу. Гуляя, мы сделали крюк и в итоге ужинали не слишком далеко, благодаря чему сейчас добрались до отеля так быстро. Иен пинком отворил дверь гостиницы и зашел внутрь. Зазевавшийся швейцар, открыв рот, уставился на то, как альв пересекает холл со мной на руках. Спохватившись в последний момент, он забежал вперед, чтобы придержать дверь на лестницу. Спустя пару минут я уже была в своем номере, и Иен отрывистым тоном звал горничных.

— За-за-зачем? — от холода я уже тряслась не переставая и все норовила прижаться к широкой груди Иена, от которой шло приятное тепло.

— Пусть наберут горячую ванну, немного согреешься, — пояснил он. — Не переживай, яд действует не так быстро, время до рассвета точно есть. Мы успеем, все будет хорошо.

Я немного расслабилась. Если Иен сказал, что шанс есть, то он меня обязательно спасет! Только, наверное, придется пить какое-нибудь мерзкое противоядие — варево из летучих мышей или даже пауков.

Я кинула взгляд на чернильно-синие сумерки за окном и еле слышно прошептала:

— Я не хочу умирать. Это так... страшно.

Иен ничего не ответил — только крепче сжал объятия.

Он был прав насчет ванны. Опустившись в горячую воду с помощью двух горничных, потому что мне едва удавалось стоять на ногах, я почувствовала, как дрожь понемногу стихает и блаженное тепло пропитывает каждую клеточку тела.

Иен удалился к себе, на ходу бросив горничным, что если они недосмотрят и я утону в ванне, то он утопит их там же. Поэтому сейчас они не решались отойти ни на секунду: подливали в воду пену с удушающим, роскошным запахом розового масла, терли руки и ноги и всячески проявляли внимание. А я повторяла про себя: «Все будет хорошо, все будет хорошо». Иен не способен врать. Если он сказал, что спасет меня, то так и будет.

Тем не менее, внутренности все равно холодели от ужаса. Ну или это проявлялось действие яда. Когда за дверью раздались шаги, а потом — осторожный стук, я с облегчением выдохнула.

— Помогите госпоже выйти, — прозвучал приглушенный дверью голос.

Горничные в четыре руки вытащили меня из успевшей слегка остыть воды и споро обтерли мягкой простыней. Спустя пару минут я уже открывала дверь ванной, облаченная в пристойную ночную рубашку до пят и шелковый белый халат.

Подхватив меня на руки, Иен разрешил горничным удалиться. Переглядываясь и пытаясь скрыть понимающую улыбку, девушки присели в книксене и ушли, прикрыв дверь.