И, будто мало ему было моего ужаса, джинн наклонился еще ниже, почти уткнулся носом в ямочку под ключицей — как назло, легкая кофточка, которую я ношу поверх домашнего платья, расстегнулась и сползла, обнажив плечо, — и втянул ноздрями воздух.

— М-м-м, сладкая невинная зайчишка. Ландыш и яблоки...

Я с трудом сглотнула вязкую слюну.

Ни один мужчина не подходил ко мне так близко. Ни один мужчина не нюхал меня и не произносил таких оскорбительных вещей. Никогда и никто не смел так нагло смотреть и так нагло пахнуть специями! И выставлять напоказ свою голую мускулистую шею!

— Чего ты хочешь? — со страхом выдавила я.

Джинн неожиданно расхохотался. Смех его вовсе не был таким уж веселым, он тоже пугал меня до колик, но джинн хотя бы отодвинулся, и я смогла вздохнуть свободно.

— Чего я хочу? — переспросил он, выделив слово «я». — Чего ты хочешь? Разве не ты моя хозяйка, а я твой смиренный раб?

Вот уж на кого на кого, а на смиренного раба он вовсе не походил.

— Я ничего не хочу, — жалобно произнесла я.

Сама не понимаю, откуда в моем голосе взялись эти просительные ноты.

Джинн отошел на шаг и окинул меня холодным взглядом.

— Жалкие потомки лицемерных лжецов, — произнес он, как плюнул.

Я, дрожа, двинулась вдоль стены в сторону приоткрытой двери. Джинн равнодушно наблюдал за мной.

— Ты ведь понимаешь, что, пока на твоей руке браслет, ты от меня никуда не спрячешься? —поинтересовался он.

Я вцепилась в застежку, но она не поддавалась.

— А пока я вне браслета, снять его невозможно, — так же спокойно добавил джинн.

— Откуда ты только свалился на мою голову! — закричала я.

— Я? — нахально уточнил джинн. — Я раб браслета и того, кто владеет браслетом.

— Убирайся! Уходи! Проваливай! Как еще сказать?

Джинн скрестил руки на груди и изогнул бровь. Я так понимаю, подсказывать мне он не собирался. Я, тяжело дыша, уставилась на ужасного гостя, а он в ответ смотрел на меня. Игра в гляделки могла бы продолжаться бесконечно, но джинну она вдруг наскучила. Он обвел взглядом комнату, подошел к окну и выглянул наружу, не отодвигая занавесок.

— Какой сейчас год? — негромко спросил он.

— Шестьсот сорок пятый от Великого Исхода, — прошептала я.

Джинн на миг прикрыл глаза, лицо его закаменело, словно ему нужна была передышка, чтобы принять эту новость.

И я все сразу поняла: нет там, внутри браслета, никакой золотой комнаты. Пока джинна не призывают, он словно спит, ничего не чувствует, ничего не видит и не слышит. Сколько десятилетий, а то и столетий проносится, пока он заперт внутри?

Почему меня это должно волновать? Он — джинн, волшебное создание, время им безразлично!

Однако джинн вовсе не выглядел так, будто ему плевать.

— Еще полвека, — сказал он тихо, самому себе.

Тряхнул головой и оторвался от вида за окном. На что он там любовался? Там и смотреть-то особо не на что — сад и беседка.

— Что же, зайчишка, заключим договор? Я тебе скажу, как отправить меня обратно в браслет, а ты больше никогда! никогда! никогда меня не призовешь. Иначе пеняй на себя. Тебе говорили, что джинны коварны? Что мы только и ждем подходящего случая, чтобы разделаться с людишками? Так вот — это правда!

Джинн сейчас выглядел грозно. Он распрямился, глаза сияли черным пламенем, волосы развевались, будто от ветра.

Вовсе ни к чему было меня пугать! Я и так была напугана до полусмерти!

— Больше никогда! — пролепетала я.

— Хорошо. Скажи: «Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение».

— Я желаю, чтобы ты вернулся в заточение! — выкрикнула я в тот же миг.

И... он исчез, будто не появлялся. Вот только что стоял — грозно сверкал глазами, — а теперь на этом месте пустота, лишь распрямляется примятый ворс ковра.