– Вы правы, обязательно родится, – шепчу одними губами, отвечая не ей, себе.

Потому что в голове в этот момент происходит глобальная перестройка. Смена приоритетов и новая расстановка ценностей. А еще перезагрузка.

И я отчетливо сознаю, что малыш мне нужен и важен. Это Игнатов не хотел детей и мне внушал свое видение, а я-то хотела. Всегда хотела и хочу. Своего ребенка, которого буду любить и ценить. А он будет любить меня. Ни за что, просто потому что я – его мама.

И пока в голове кипит и варится полная каша, широкие ладони мужчины, чужого мужчины, меня не отпускают, поддерживают, успокаивают и дарят защиту. То, чем должен был бы заниматься тот, кто предал, кто довел до стресса, тот, чей малыш не захотел появляться на свет.

– Вер, всё будет хорошо. Раз Ксения Игоревна так говорит, давай ей поверим. Она – профессионал своего дела и врать нам – ей не имеет смыла. Верно я говорю? – Арский вновь все берет в свои руки.

– Конечно, – тут же подтверждает его слова Мирская и, кажется, даже обменивается с ним номерами телефона.

А я… я, наверное, в этот момент понимаю жестокую, но истину: что не делается, к лучшему. И всему должно быть свое время.

Раз мой малыш решил, что такой поганец, как Игнатов, не должен быть его отцом, значит, так надо. Так правильно, пусть и больно.

– Спасибо. И простите меня за истерику, – обращаюсь сразу к обоим, поскольку они продолжают оставаться рядом. Выплеск эмоций помогает, в голове действительно проясняется, а на душе становится легче. Хотя при этом я чувствую себя холодной стервой. – Поехали домой?

Арский кивает, и я, поблагодарив Мирскую, устремляюсь к выходу, а в машине стараюсь не молчать, потому что… неправильно в этот момент смотрит на меня Виктор Алексеевич.

Задумчиво. И очень неправильно.

– Не люблю жалость, – произношу четко, поймав во время остановки на светофоре его внимательный взгляд, – так что прекращай. Я в порядке. Честно. И дети у меня будут, только не от морального урода, а нормального мужика. А ты лучше ответь, с кем подраться успел?

Киваю на сбитые костяшки.

Ухмыляется и головой качает.

– Одному дятлу клюв подрихтовал. За дело.

И всё?

А подробности? И почему улыбается, на меня глядя?

– Постой-ка, неужто визг и крик на вчерашней вечеринке – твоих рук дело? – от удивления потираю лоб. – Не-не-не. Только не говори, что ты Ванюшку побил?

Молчит. Усмехается. Возобновляет движение, перестраиваясь в соседний левый ряд, и только после этого будто между делом поясняет:

– Ну должен же я был ему хоть что-то на память о хорошей, но просранной девушке оставить.

12. Глава 12

– Привет, дочь! Как дела? – начинает мама радостно, но внимательно вглядевшись в мое лицо через экран смартфона, сама же отвечает, – о, явно неважно. Жалуйся.

Вот в этом вся госпожа Орлова-старшая. От нее ничего не скрыть, вычислит мгновенно. Хотя стоит ли удивляться, если она меня родила и вырастила? К тому же всегда старалась стереть рамки, разделяющие дитя и родителя. И пусть в подруги не набивалась, за что я безмерно ее люблю. Все-таки характер такой, что порой мне сложно делиться личным даже с ней. Но подставить плечо, выслушать и дать совет, если попрошу, ни разу не отказывалась.

– Опять двадцать пять, мам. Всё, как всегда.

Поворачиваю экран, чтобы она сама смогла оценить обстановку: я валяюсь на кровати в своей любимой плюшевой пижаме, которую надеваю только по «особым» дням. Потому что обычно в это время чувствую себя больной, глубоко несчастной и вечно мерзнущей. На голове взлохмаченная гулька, в ногах шерстяной плед.