– За что? СТА-АС!
Очередной бред, мне казалось, что Стас приехал, хотя, конечно же, его здесь нет. Он, наверное, уже с Камиллой празднует, что избавился от меня.
Я всегда была для него обузой, глупой игрушкой, которая смотрела ему в рот и обожала его любым. Жестоким и мрачным, холодным, закрытым, заботливым. Я просто любила. Как умела, искренне.
Сначала боялась его, потом была благодарна, а после полюбила. Не знаю даже за что. За все, и думаю, я Стаса полюбила гораздо раньше, чем сама себе в этом призналась. Просто любить его было нельзя, а я плевала на это, и вот он – результат.
– Мне больно… мне так больно! БОЛЬНО-О!
– Тише, дитя. Пей это. Сейчас пройдет.
И снова дает мне выпить какой-то горький отвар, от которого меня тошнит, но что хуже – этот отвар проливается на подушку. Почти все мимо, как через решето.
У меня распорото пол-лица. Ощущение такое, что щека насквозь прорезана и в ней какая-то огромная дыра.
Я насчитываю три ночи, при которых балансирую на грани, и кажется, что еще немного – и сдамся, но бабушка эта не дает мне. Держит крепко и стихи все мне над головой читает, что-то в блюдце выливает, то ли воск, то ли еще какое чародейство. Раньше я бы посмеялась над этим, да вот только мне уже не смешно.
Мне когда-то старая цыганка встречу с дьяволом черноглазым нагадала, который сердце мое сломает и душу в клочья порвет. Я не верила, два года прошло, а потом сбылось все до единого слова, так что я больше не зарекаюсь. Я просто умереть хочу и чтобы перестало так адски болеть.
– Мне плохо… болит, болит, болит!
– Ты давай успокойся! Я-то делаю, что могу, но если ты и дальше противиться будешь – заберет он тебя! Не справишься! Сволочи такие. Ни чести, ни совести нет, так изуродовать девушку. Господи, помоги!
– Я хочу умереть. Я не могу больше, пожалуйста, я не могу больше страдать, БОЛЬНО-О!
– Нельзя тебе. Нельзя, слышишь?! Дитятко носишь, девочка. Беременная ты.
– Нет, боже, не-ет!
– Поздно рыдать, девка! Хватит, сказала, не то и правда выкинешь от боли. Срок маленький, но сердечко уже бьется. Вот тут сидит у тебя, Глафира знает! Дите твое отчаянно за жизнь борется – и ты борись!
Бабушка подходит и кладет морщинистую руку мне на живот, а я не верю. Этого просто не может быть.
Глава 6
– Как тебя зовут, дочка?
– Тася.
– Телефон диктуй. Мамка, папка, кому звонить-то?
– Некому. Я одна.
– Надо в больницу тебе. Сейчас пойду к соседке, скорую вызову. Боюсь, я бессильна уже.
– Не надо… найдут меня. Убьют. Он хочет убить меня. Умоляю! Я жить хочу. Пощадите, – глотая слезы, говорю я и отворачиваюсь, хотя сделать это непросто. Глафира у меня на лице какую-то пирамиду выстроила из ваты и бинтов. Она делает мне перевязки, говорит, уже лучше, хотя почему-то глаза при этом отводит, украдкой вытирая слезы.
Глафире семьдесят четыре, и она живет одна. Домик похож на избушку из сказки. Крошечные окна, деревянный пол, печка. Кажется, тут две комнаты. Я на кровати старенькой лежу, рядом кухонный стол и куча растений, подвешенных у потолка.
– У меня нет денег. Нечем вам оплатить лечение. Верните меня туда, откуда забрали.
– А я разве про деньги тебе что-то сказала?
– Всем нужны деньги.
– Деньги души портят. Не нужны мне твои деньги. Ты лучше скажи, что случилось с тобой.
Молчу. Не могу ни думать, ни говорить об этом. Я все еще не верю, мне кажется, я сейчас проснусь, придет Стас, и мы пойдем гулять. Впервые открыто, не прячась.
Ха, кажется, только сейчас я понимаю, что мы со Стасом ни разу открыто на людях не появлялись. Он с Камиллой везде ходил, а со мной нет, только на квартире мы вместе и были.