Мы оба это знаем и молчим. Я не хочу его расстраивать, да вот только он уже большой мальчик, чтобы понять, что после такой травмы он навсегда останется прикованным к креслу.

Тасины похороны. Я почти их не помню. Только сирень и закрытый белый гроб. Я хотел тогда сразу пустить себе пулю в лоб, но меня опередил Рысь, который отключил свои капельницы.

Артем хотел покончить с собой, но мы успели, и это был дебют моего личного ада. Точка отсчета уже началась.

“– Ты красивая. Кто-то когда то это оценит.

Усмехаюсь, я бы хотела, чтобы Стас это оценил, а не “кто-то когда-то”.

– Так, наверное, всем уродинам говорят, успокаивая. Что-то типа “учись хорошо, больше данных у тебя нет”. Посмотрите на мои уродливые уши! На волосы эти, на глаза! Все во мне не так, у меня парня потому и нет. У меня и поцелуя еще даже не было. Я некрасивая, я знаю.

Замираю, когда Стас очень серьезно смотрит на меня, а затем, едва касаясь, проводит ладонью от мочки моего уха по контуру лица, обжигая. Мурашки бегут по телу, как же это приятно.

– Красивая ты. Вырастешь – еще лучше станешь. Так что ни черта ты не знаешь, девочка.

– А вы знаете?

– Знаю”.

Сделаю взрослой

Я и правда оказываюсь беременной и понимаю это даже без всякого теста, потому что уже через неделю меня начинает беспощадно тошнить. Я и до того была восприимчива к запахам, чувствительная, а теперь, кажется, все это усилилось в сто крат.

Готова ли я к беременности и ребенку? Нет. Это шок для меня, мне всего восемнадцать, и еще совсем недавно я сама себя считала дитем.

Те таблетки, которые принес мне Стас. Я их принимала, только иногда забывала, боже, как я могла так беспечно к этому относиться? Мы этот месяц со Стасом каждую ночь вместе проводили, я не думала, я не знала…

Кладу ладони на свой плоский живот. Неужели там уже кто-то есть? Крошечное создание, которое появилось в момент, когда я должна была уметь, а теперь сама даже не знаю.

Я вообще еще не думала о детях. У меня учеба, планы, выступления, хотя… какие теперь выступления, если я даже с постели сама встать не могу. Банально до туалета меня Глафира водит, потому что я едва хожу, держась за больной бок.

У меня сломаны два ребра и рука. Это чудо, что не случилось выкидыша, ведь могли и прямо в живот ударить, а я даже не знала. Знала бы, сильнее покрывалась бы, хотя против них я ничего не могла сделать, совсем.

Я хочу оклематься и уехать отсюда, чтобы забыть этот кошмар, вот только я еще не знаю, что кошмар в моей жизни еще даже не начинался.

– Дайте мне зеркало.***

Уже прошло три недели, а я даже мельком не видела себя и не знаю, что там. Да, меня ударили несколько раз по лицу, но не думаю, что все так уж плохо. Я наконец-то могу есть, почти не испытывая боли, однако бабушка все равно накладывает новые повязки утром и вечером.

– Глафира!

– Нечего там смотреть! На живот лучше свой смотри, – отнекивается, помешивая какую-то похлебку, а у меня слюнки во рту собираются. Кушать хочется. Впервые.

– Что вы там готовите такое?

– Проголодалась? Умница. Ребенок просит. Сейчас налью, попробуешь.

Что-что, а готовить Глафира умеет, в отличие от меня. Вкусные супы и борщи, пироги, запеканки разные. И вот вроде все простое, из обычных продуктов, а у нее так получается, что я ем, даже тогда когда меня тошнит.

Она выхаживает меня, точно цветок, хотя я думала, что я цветок Стаса. Как тот фикус, который я поливала два года, и он мне нравился. Я верила, что Стас так же бережно относится ко мне, но он срезал меня ржавыми ножницами, а фикус его и правда, думаю, растет до сих пор.