– Эрлихмана?

– Вот-вот. Тут у тебя очень выигрышный момент.

Вадим самодовольно прищурился. Вообще-то он был убежден, что всякий нормальный человек в душе чуть-чуть антисемит. И интеллигентный человек отличается от других прежде всего умением это чувство скрывать. Сам Непомнящий научился скрывать преискуснейше. Проявления антисемитизма в райкоме он искоренил даже в мелочах. Более того, инструктор орготдела Григорий Эрлихман выступал своего рода полигоном, на котором шлифовался интернационализм райкомовских работников.

В комсомоле, например, исстари утвердилось панибратски уважительное обращение друг к другу по отчеству – «Дмитрич», «Анатольич». Это было и удобно, и прозорливо. Если какой-нибудь Анатольич приподнимался над другими по служебной лестнице, наутро он совершенно естественно превращался в, допустим, Сергея Анатольевича. Так вот, к Григорию Эрлихману, единственному, даже в официальной обстановке, обращались по имени. Душевно тонкие сослуживцы старательно избегали отчества – «Лейбович», – дабы тем самым не обидеть товарища.

Единственным, кто позволял себе недружелюбные выпады против Эрлихмана, был Валентин Маргелов.

Выросший в потомственной пролетарской среде, Маргелов был стихийным, неприкрытым антисемитом.

Впрочем, в руководителе главное – умение отделять существенное от частного. Существенным же было то, что оба – и выходец из семьи еврейского портного, и сын машиниста козлового крана – не имели других покровителей, кроме Вадима, а потому на их личную преданность Непомнящий вполне мог рассчитывать.

К тому же удачно дополняли друг друга: Маргелов был инициативен, но бестолков. Эрлихман – толков, но безынициативен. Вместе они составляли идеальную связку.

– Демонстрацию дружбы народов обеспечу, – с тонкой улыбкой пообещал Вадим.

– Кстати, не забудь, – остановила его в дверях Таисия Павловна. – На семинаре должны в обязательном порядке присутствовать все члены райкома комсомола.

– Раз надо, будут, – понурился Вадим.

Когда Непомнящий принял Пригородный райком комсомола, его ожидал неприятный сюрприз – членом бюро оказался не кто иной, как окаянный Листопад.

На первом же бюро насмешливый доцент, на кончике языка которого всегда сидел черт, едва не порушил вчистую авторитет нового секретаря, принявшись вспоминать о его шкодах в колхозе имени товарища Лопе де Вега.

По инициативе Непомнящего, высокие стороны встретились на нейтральной территории – в ресторане «Селигер» – и вступили в переговоры о принципах дальнейшего сосуществования. Вадим предложил, забыв старое, заключить договор о дружбе и взаимопомощи: мол, помогаем друг дружке двигаться вверх каждый по своей линии. Листопад осторожно склонялся к вооруженному нейтралитету – приглядимся. В конце концов, после двух «Столичных» сошлись на пакте о ненападении. То есть Листопад не посягает на авторитет Непомнящего, а Непомнящий, в свою очередь, закрывает глаза на то, что секретарь крупнейшей комсомольской организации то и дело игнорирует заседания райкома.

Но договоренности договоренностями, а что может выкинуть непредсказуемый скандалист в присутствии высокого начальства, оставалось только догадываться. Вадим зябко поёжился.

Комсомольский семинар был организован на территории туристической базы «Орлик».

Руководство турбазы освободило под молодежный актив два одноэтажных барака с комнатами на пять-шесть человек, – дабы были под постоянным приглядом. Для высоких гостей, само собой, подготовили отдельные домики.

К тому времени, когда первый секретарь Пригородного райкома комсомола Непомнящий прибыл в «Орлик», над притихшей вечерней турбазой громыхала развеселая похабная песнь: «Ему девки говорили». В хоре разудалых голосов Вадим с беспокойством распознал рев Листопада.