Мои планы и надежды рухнули, как карточный домик. Я мчалась по коридорам универа, размазывая по щекам слезы. Не знаю, куда бежала, но оставаться среди людей и делать вид, что я в порядке у меня не было сил.

Подальше и побыстрее.

Вылетев пулей из корпуса, я заметила на светофоре автобус, который шел до парка. Идеально. Куплю булку и буду кормить уток, рассказывая им сквозь рыдания, что я чертова неудачница и мямля.

Торопясь на остановку, я задела плечом мужчину, который шел к гостевой парковке универа, буркнула «извините», даже не удосужившись притормозить.

Автобус меня дождался, слава богу. Я прыгнула внутрь, и двери закрылись. Устроившись на ближайшем сидении, я увидела в окне… Его.

Глаза-искры. Рука поднята.

Он звал меня? Откуда он здесь?

Я не успела ничего изобразить или понять, как автобус уже увез меня в парк.

Расплатившись за проезд, я снова и снова оглядывалась назад. Как будто мой нечаянный турист-растеряша мог догнать автобус бегом.

Если вчера вечером и сегодня утром я была почти счастлива от нечаянной встречи с этим человеком,  то сейчас все было уже ни капли не радужно. Может, я отдала ему свою удачу? Может, судьба решила, что маленького приятного эпизода и добрых глаз хватит мне за глаза?

Это очень глупо, но скоро я уже винила его во всех моих неудачах. И глаза теперь казались не волшебными, а коварными. И туфли его щегольские бесили,  и сумка дорогущая. Часы, наверно, стоят, как пять наших кредитов. Дорогие, как он сам. Занес же его черт в мой автобус.

Я бросила уткам кусок хлеба и снова заревела, жалея себя изо всех сил.

Нет, виновата я сама. Только на себя я должна обижаться. Могла ведь отказать Наде или просто уйти на предзащиту, как и собиралась. Неужели автобус для меня важнее собственного будущего? Грант – это ведь не только деньги. Это огромная вероятность того, что меня заметит и выделит сам Третьяков. Насколько я знала, все его лауреаты работали в Москве и за границей, имели невероятные стажировки и курсы повышения квалификации. Дмитрий Сергеевич никого не оставлял без внимания и предложений во время учебы и после нее.

И это все я профукала. Не оставила себе даже возможности выступить перед ним лично. Лично, черт подери.  Именно в тот год, когда, Третьяков сам принимает презентации, я не допущена. Им же самим.

Кошмар наяву.

По дороге домой я попыталась переложить вину на Надю, но она ведь тоже не была виновата. Я снова и снова не имела права винить кого-то кроме себя. Это мое решение привело к полному провалу.

На следующий день я решила взять себя в руки и попытаться встретиться с основателем фонда перед защитой. Но сам же куратор меня не пустил.

- Оксана, пожалуйста, не надо делать глупости, - выпалил он, заметив меня у входа в аудиторию. – Я все понимаю, но и позорить наш вуз не позволю.

Наверно, решимость и немного отчаяния очень хорошо читались на моем лице.

- Дмитрий Сергеевич человек серьезный и занятой. Он и так тратит на нас свое время. Не хватало еще вас с истериками… Не надо дискредитировать весь курс из-за собственной ошибки. Для университета очень важен этот конкурс. Третьяков уже отменил сотрудничество с двумя вузами.  Так что не заставляй меня вызывать охрану.

Его слова отрезвили меня. Я пошла домой, так как лекции уже закончились. Вечером мне позвонила Надя и как-то очень скользко пыталась расспросить о моей работе в ее смену. Я почти не злилась на нее, но и откровенничать не было охоты. Но Надя все наседала и наседала. Именно она нашла ту самую точку, предел моего терпения и край бескрайней доброты.