– Ты что вообще с катушек слетел?! У тебя совесть есть?! Женька лежит в больнице, живого места нет… Левая сторона вся синяя, это ты её так к воротам припечатал, да плюс черепно-мозговая…, ещё скажи спасибо, что она на тебя, паразита, заяву не накатала. Отец её до сих пор уговаривает это сделать… Лёня ничего не соображал, но почувствовал дурноту:

– Туся, подожди, что значит синяя, какие ворота, ничего не понимаю… Девушка на минуту замолчала, как бы не зная, с чего начать и затем устало проговорила:

– А… так ты, действительно, не в курсе… Слушай, я не знаю, что между вами происходит, да и не моё это дело, но она в третьей больнице, в гинекологии. Она в ужасном состоянии. Сходи к ней, поговори, может… Лёня её перебил:

– Подожди, что значит в гине…Тусенька, спасибо, мне нужно идти, увидимся. В ординаторской, Леонид схватился за голову, в голове началось беспорядочное столпотворение мыслей, – какой идиот, что же я наделал, бедная девочка, что с ней случилось, и как плакал Димка, а как она бежала за мной, о…нет, мне нужно к ней, Боже мой, как она там и что с нами такое произошло…

В больнице Лёня говорил своей жене примерно тоже самое, но с остановками для бесконечных извинений и поцелуев. У Женьки не было сил, она почти ничего не говорила и, сославшись на головокружение,отправилась в палату. Обернувшись на пороге, ивидя испуганное и страдальческое лицо мужа, постаралась смягчить быстрый уход:

– Я не сержусь, Лёня. Сама виновата, – знаю, ты не хотел этого… Ты иди сейчас, ладно? И не переживай, никакого заявления я не писала и не собираюсь писать, я сама вцепилась в эту дверцу. Никто меня не заставлял…Ладно, потом…всё…Я устала очень… Лёня вышел в пустынный больничный двор и закурил. Он понемногу успокаивался, супруга жива, пусть медленно, но верно идет на поправку. Тем более находится на лечении в хорошей больнице. Он, между прочим, тоже пострадал, локоть и мениск повредил, до сих пор хромает. А если что-то серьёзное? Но он не может себе позволить валяться по больницам… И вообще, ну что это за поведение, как у трудного подростка, ей-богу…Но что-то зацепило Лёню в словах жены и не давало покоя, – ах, да, что значит «ты не переживай на счёт заявления»? А когда это он переживал? И в мыслях не было… И не думал… Или думал и всё-таки…переживал? Лёня запутался, такие размышления неизменно выводили его из равновесия и просто бесили. Но у него был отличный способ это исправить. Он сел на самую отдалённую и видимо, поэтому самую обшарпаннуюлавочку и вытащил из внутреннего кармана алюминиевую плоскую фляжку с заботливо и собственноручно налитым коньяком. После большого глотка стало тепло и хорошо, даже унылый больничный двор, засыпанный мокрой октябрьской листвой, показался довольно симпатичным. Лёня подумал, что нужно перехватить у кого-нибудь деньжат до зарплаты, отвезти к тёще на работу, ведь на ней сейчас больная дочь и его сын. Он не знал, что будет дальше, но понимал, что жить больше в Райкиной пристройке не сможет никогда. Леонид с сожалением вспомнил о брошенной там сумке с его вещами. Надо сказать Элеоноре, чтобы поехала и забрала её. Ну не может он сейчас видеть тестя, – что касается его семьи, – время покажет, – вздохнул он умиротворенно,снова отхлебнул из фляжки, а после того, как она была надежно спрятана во внутреннем кармане, закурил и направился к остановке.

Женька не находила себе места, – её выписали сразу после утреннего обхода, сейчас уже первый час, а Лёни, который обещал забрать её с больницы до сих пор нет. Она спросила разрешения позвонить. На работе его не оказалось, на дежурство ему только завтра. Может быть, он что-то напутал и ждет её дома? Трубку взял брат. – Нет, Лёни у них нет… – И не было ни разу, с того самого вечера… – Приезжала его мамаша, забрала вещиЛёнчика, ругалась тут с батей, потому что он отдавать не хотел, – Отпаднаячувиха, – порционно выдавал Ярик информацию, которая уже была известна ей. Женя положила трубку и решила не мозолить больше глаза медперсоналу и покинуть лечебное учреждение самостоятельно. Чувствовала она себя нормально, но на душе было тягостно и почему-то ныло под ложечкой. Вначале она долго оплакивала своего не родившегося ребенка, считая себя, – прямо и косвенно, – виновной в том, что произошло. Ведь она его не хотела! Потом смирилась, пришла к выводу, что так будет лучше для всех. Она уже не наивная девочка с удивленными и доверчивыми глазами, она прекрасно знает, что нельзя привязать мужчину к дому ребенком. Тем более, что у него уже есть сын, и что-то не видно, чтобы он по нему очень скучал. Мать приезжала через день и Женя знала, что Лёня только раз в самом начале заехал к ней на работу, передал деньги, и сразу ушел, сказав, что очень торопится. На днях её вдруг навестила Элеонора, появившисьв роскошном соболином полушубке, хотя на дворе стоял довольно теплый октябрь. Эля была само обаяние, доброжелательность и сочувствие. Привезла целый пакет заморских фруктов и йогуртов, итальянскую косметику и дорогое лекарство, которое Зинаида уже месяц искала и не могла найти.Женька расчувствовалась, и вышла провожать свекровь. Они сели на лавочку, как раз напротив той, где три с половиной недели ранее Лёня пил коньяк и так благополучно избавился от негативных мыслей и сравнительно недолгих угрызений совести. Элеонора закурила длинную коричневую сигарету, отставив в сторону от полушубка изящную руку с ярко-красным маникюром. Она протянула серебряный портсигар Жене, но та,покачав головой, достала мятую пачку «L&M».Немного покурили молча. Затем Элеонора рассказала Жене, как переживает Лёня, как он сожалеет, о том, что произошло, как любит её и ребенка. На этом месте Женька про себя усмехнулась, – Интересно, блистательная Эля знает хотя бы, как зовут её внука? За все время Лёня навещал жену три раза, последних два – будучи сильно нетрезвым. Женьке пришлось его выпроваживать. Как будто прочитав её мысли, Элеонора сообщила, что Лёне предложили работу в частном наркологическом центре с умопомрачительным окладом, но и серьёзной нагрузкой. В ноябре он приступает к автономной работе в этой клинике, как психиатр-нарколог. Но и сейчас он в свободное время едет туда, знакомится с историями больных, входит, так сказать, в курс дела.