С того дня и до вчерашнего. Когда я, сам того не ожидая, залип на залетной “маме-синичке”. Неожиданно что-то растопившей где-то в районе сердца. Даже сейчас, улыбку очаровательную вспоминаю, и самому улыбаться хочется. Глаза еще эти ее… большие и честные.

М-да, Бурменцев.

– Так, – махнул я головой, прогоняя лишние мысли, – давай лучше по делу. Что у нас там с… – договорить не дали. Мой телефон, лежащий на рабочем столе, ожил входящим вызовом. И я, хватая его в надежде, что звонит Нинель, отвечаю, не глядя на экран, а когда слышу в трубке тихое:

– Роман? Здравствуйте, это Услада Синичкина.

Сначала ловлю непонимание, потом удивление, и, в конце концов, сердце ненадолго замирает.

– Услада? – переспрашиваю, пробуя на вкус такое необычное женское имя и слышу… всхлип?

Не понял.

Она что… плачет?

Плохеет мне моментально. Стоит только нафантазировать себе ужасов от настоящих грабителей до локального землетрясения. Да так впечатлиться, что пальцы корпус телефона сдавили до боли, а сам я резко на ноги подскочил, немало удивив Ростовцева, про которого напрочь успел позабыть. Спрашиваю:

– У вас там с детьми все хорошо?

– Да тут такое дело, в общем…

Снова тишина. Снова шмыгнувший нос.

– Ты плачешь, что ли? Лада? Слышишь меня?

Еще немного, и я уже готов был схватиться за ключи от машины, чтобы сорваться по адресу квартиры. Даже дернулся в сторону шкафа с пальто. Брови Ростовцева удивленно поползли на лоб. Я от него торопливо отмахнулся.

– Нет. То есть да. Плакала, но уже нет, – затараторила Лада в трубку. – Нормально, да… уже все нормально.

– Где ты?

– Дома. Вернее, у вас… дома.

– Что-то с детьми?

– Детьми? – удивилась Лада. – А-а, нет-нет. Они в саду. С синичками все хорошо.

– Тогда чего ты… ревешь?

– Мне стыдно. Очень-очень стыдно. Но я потеряла ключи.

Тишина.

В трубке, в кабинете и в моей голове виснет звенящая тишина. Пока я перевариваю и пытаюсь установить связь между слезами девушки и ключами, которые она потеряла, хоть убейте, ее не находя (связь эту), Лада начинает торопливо тараторить:

– Утром мы проспали! Я совершенно не слышала будильник, хорошо, Левушка с Марусей проснулись, и пришлось собираться практически бегом. Мы носились по квартире, как сумасшедшие! Я чуть вообще из дома в пижаме не вышла и совсем не помню, как и когда закрывала дверь, а главное, куда потом делся ключ. Но я клянусь, что была уверена, что убрала его в свой рюкзак! – выпалила и замолчала.

Переспросила осторожно через какое-то время, когда пауза стала снова затягиваться:

– Алло… Роман? Вы еще здесь?

– Здесь. Только я так и не понял, почему ты плакала-то, Лада?

– Ну, как же, я же говорю, ключи ваши потеряла.

– Потеряла, и?

– А… – начала девушка и осеклась, вздохнула так тяжело-тяжело, что я будто воочию увидел ее перед собой, покорно повесившую нос, как нашкодивший ребенок перед серьезным взрослым, и услышал покаянное:

– В общем, я думала, что вы будете ругаться. Мы и так тут на голову вам с детьми свалились, еще и имущество теряем чужое. Стыдно мне, Роман.

– Брось эти глупости. Это всего лишь ключи, Лада! Они точно слез не стоят.

Собеседница, кажется, растерялась. А когда заговорила снова, в голосе было столько удивления и неверия:

– Правда?

Нет, серьезно, сколько ей лет?

Что правда, так это то, что я начинаю чувствовать себя чересчур взрослым мужиком, когда с ней разговариваю. А какое-то новое и дикое желание: защитить и оградить буквально ото всех и вся – уже просто заткнуть не получается, оно с каждым ее шмыгом, вздохом и всхлипом наружу прорывается. Чертовщина какая-то.