– Как он мог меня не узнать? Я что, так сильно изменилась? Так постарела? – слезы были уже на подходе.

– Не вздумай реветь. Ты не изменилась, а если даже и так, то только в лучшую сторону.

– Как можно не узнать человека, который жил у тебя дома, которому ты делал визу и с кем ходил в театр?

– А когда это было?

– Когда-когда, в девяносто третьем году! – сказала я, отвернувшись, потому что слезы все же покатились.

– В девяносто третьем? Ты шутишь? Сейчас 2013-й! Прошло двадцать лет!

Я удивленно посмотрела на него сквозь слезы. Мы захохотали! Двадцать лет! Я не заметила, что прошло столько времени. Те воспоминания были для меня настолько яркими, что не потускнели за двадцать лет!

Я ведь действительно тогда была совсем начинающая артистка, никто и звать никак, первый раз увидела Лондон, первый раз была на настоящем мюзикле. Похожая на мальчишку, худая, с короткой стрижкой, восторженная провинциалка. Восторженности, по-видимому, не убавилось, раз я так радостно кинулась ему навстречу.

– У вас что-то было? Нет? Точно?

– Да абсолютно точно! Он не в моем вкусе вообще, – это было правдой.

– Ладно, верю. Он был женат? – мой парень попытался выстроить защиту.

– Нет.

– Тогда представляешь, сколько девиц в то время могло ошиваться в его квартире? И на мюзикле он уснул, потому что ему осточертело их всех туда водить! Ты просто тоже была не в его вкусе, поэтому он тебя не запомнил и не интересовался твоей дальнейшей судьбой.

– Точно! – я вытерла слезы. – А я его сумкой! И мудаком!

– Моральную травму нанесла в общем-то пожилому человеку! Вот ты даешь, старушка! Запамятовала, что прошло двадцать лет!

Мы хохотали, как безумные! Володю я больше не встречала. Мне не досталось роли в фильме его жизни. Ничего страшного. А двадцать лет – всего лишь мгновенье.

В 90-е Джордж Майкл возвестил становление эры супермоделей, выпустив ролик «Freedom». Раньше модели спокойно себе работали в Доме моделей и назывались манекенщицами, потому что Дом моделей подразумевал модели одежды, а не модель как личность или образ жизни. Манекенщицы были красивые, но, по общему мнению, дылды и слишком тощие. Высокий рост для женщины был скорее недостатком – мужчинам не нравилось сравнение не в свою пользу. Поэтому в восьмидесятые к манекенщицам относились с интересом, глянь, какое чудо, но не более. И я не помню, чтобы наши мамы стеснялись своего возраста – на экране актрисы и певицы по нынешним меркам выглядели старше и в целом серьезнее, поэтому взрослость и некая зрелость была основным трендом. Мы все хотели выглядеть старше.

Что же произошло в девяностые? Развалилась огромная страна, рухнули стены и все стереотипы и моральные устои.

Божественная Линда Евангелиста, нереальная Наоми Кемпбелл, Кристи Терлингтон с оленьими глазами, Татьяна Патитц с чувственно припухшими веками, кукла Барби, она же Клаудиа Шиффер, Синди Кроуфорд с родинкой в уголке рта – юные, длинноногие, стройные и прекрасные. Все женщины упали от восхищения и почувствовали себя дурнушками. Маленькими, толстыми таксами. Параметры 90–60—90 стали единственно возможной формой существования. Кто не укладывался – получал кучу комплексов, анорексию и прочие радости. С самого детства я была худой, надо мной вздыхали и безуспешно пытались откормить крымские родственники.

Неожиданно я оказалась в тренде, получила карт-бланш и расправила крылья. Повезло так повезло! Но выскочила другая проблема – модели с каждым годом становились все моложе и моложе. Мне кажется, они даже школу не успевали заканчивать, как уже топали по подиумам Милана, Лондона и Парижа. Та же история наблюдалась в спорте. И в кино.