Его теплая, тяжелая рука сомкнулась вокруг ее запястья и удержала.

– Скажи Холу, чтобы он не ехал в это идиотское путешествие.

Она обернулась:

– Что?

– Ты меня слышала. Скажи, чтобы он остался дома, где им так дорожат.

– Я не могу.

– Ты – единственная, кого он послушается. Ты же не хочешь, чтобы он уехал, правда? Правда? – повторил он с большим нажимом в голосе, не услышав ответа.

– Да! – вскричала она, высвобождая руку. – Но я не могу встать между Холом и той миссией, которую, как он уверен, возложил на него Господь.

– Он любит тебя?

– Да.

– И ты его любишь?

– Да.

– Ты же хочешь выйти за него замуж, хочешь, чтобы у вас был дом и ребенок и все такое прочее, так?

– Это наше дело. Хола и мое.

– Проклятье, я вовсе не вмешиваюсь в вашу личную жизнь. Просто стараюсь удержать своего родного брата от пули. Я по-прежнему, что бы ни думали на этот счет, являюсь членом этой семьи, и ты должна мне ответить.

Дженни чувствовала себя подавленно, ей было стыдно, что она тоже отстранила его в своем сознании от семейных дел, как часто поступали и его родители. В этой ситуации она была лишняя, а не Кейдж. Она посмотрела ему в глаза:

– Конечно же хочу. Я много лет ожидала этого замужества.

– Прекрасно. Тогда, – продолжал он уже гораздо спокойнее, – притопни ногой. Выдвини ультиматум. Скажи ему, что тебя здесь не будет, когда он вернется обратно. Дай ему понять, как ты к этому относишься.

Она покачала головой:

– Он чувствует, что призван для этого. Это его путь.

– Тогда уведи его прочь. Сделай так, чтобы он сбился с этого пути, Дженни. Я ценю его так же высоко, как и ты. Но, черт возьми, если президенты, дипломаты и наемники заварили эту кашу в Центральной Америке, как, проклятье, Хол думает ее решить? Он ввязывается в то, о чем не имеет ни малейшего представления.

– Господь защитит его.

– Ты просто повторяешь то, что от него услышала. Я тоже знаком с Библией. Ее вдолбили мне в голову. И одно время меня очень интересовали все эти иудейские войны. Да, им удалось чудом выиграть пару сражений, однако у Хола в подчинении нет армии. У него нет даже одобрения правительства США. Господь дал нам мозги, чтобы мыслить разумно и взвешенно. То, что делает Хол, неразумно.

Дженни готова была от всего сердца с ним согласиться. Однако Кейдж слишком хорошо умел играть словами и манипулировать правдой, чтобы создать иллюзию своей правоты. Согласиться с мыслями Кейджа граничило для нее с ересью. Кроме того, ее долгом было оставаться верной Холу и делу, которому он себя посвятил.

– Спокойной ночи, Кейдж.

– Сколько ты уже живешь с нами, Дженни?

Она снова замолчала.

– С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Почти двенадцать лет.

Хендрены взяли Дженни после того, как погибли ее родители. Однажды, когда она была в школе, у них в доме взорвался газовый баллон, и все сгорело дотла. Позднее она вспоминала, что, сидя на уроке алгебры, слышала пожарные сирены и вой машин скорой помощи. Однако еще не знала, что ее родителям и маленькой сестренке, оставшейся дома с больным горлом, уже ничем не поможешь. Ее отец забежал в обеденный перерыв домой, чтобы проведать сестренку. Еще до наступления темноты Дженни осталась одна в этом мире, не имея ни единой вещи, за исключением одежды, бывшей на ней, когда она отправилась в тот день в школу.

Флетчеров связывали дружеские отношения с их пастором, Бобом Хендреном и его женой Сарой. А поскольку у Дженни не осталось живых родственников, ее будущее практически не обсуждалось.

–Я помню, как вернулся домой из колледжа на День благодарения