Уже стоя на кассе, я задержался взглядом на собачонке на поводке. Вид у нее был такой несчастный, что меня оглушило от яркого образа, возникшего в голове. По венам медленно пополз адреналин. Картинка нарисовалась так ярко, что аж в горле пересохло от предвкушения.

Почему-то подумалось, что воплотим мы эту терапию с Мариной быстрее, чем мне хотелось бы. Она обязательно даст повод…

***

Я крепче сжала чашку кофе, которым меня любезно угостили в кабинете врача.

— Мне, наверное, следовало дождаться лекции, — смущенно выдавила я, глядя на доктора исподлобья.

Дождаться доктора тоже было непросто. Я час маршировала под ее кабинетом, пока она была на обходе.

— Понимаете, Марина, — вздохнула та, — ваш случай уникальный. Обычно женщины сюда попадают уже после отношений или пережившие акт присвоения оборотнем… В общем, они все исправляют тут ошибки, которые допустил партнер. Вы же с вашим партнером зашли будто с черного хода. Хотя раньше, лет сто назад, все так и происходило. Только девушку не спрашивали… Ставили просто перед фактом присвоения, и живи как хочешь.

— А тут разве ничего не нужно исправлять?

— Судя по вам, исправлять по животной части отношений нечего. Все же зрелые мужчины более опытны, они не мечутся между вариантами. И выбор ваш партнер сделал идеальный. Вы совсем не травмированы. У вас нет депрессии, посттравматического синдрома, нарушения в организме из-за неприятия и прочих вариаций отклонения от нормы. — Она невесело усмехнулась. — Это такие отклонения, которые скорее стали нормой. Они превалируют.

— То есть мне повезло?

— Да, — уверенно заключила она. — Учитывая обстоятельства, вам очень повезло.

— Но ведь есть то, что мне тоже нужно знать? Тахир говорит, что назад пути нет.

— Практически, — подтвердила она.

— Что это значит?

— Это значит, что вашему партнеру вряд ли удастся выйти из отношений без потерь.

— Каких?

— Марина, — сдвинула она брови, — ему и вам лучше было бы принять то, что случилось. Это лучшее, что вы можете оба сделать, а не думать, как расстаться.

— Я бы хотела знать, — надавила я.

Она помолчала, хмурясь.

— Вам будет просто. Если вы не привязаны к мужчине эмоционально, то будет все как у людей.

— А ему?

— Тут множество вариантов. Но жить по-прежнему он уже не сможет.

Мне казалось, она специально так отвечает, чтобы ничего не сказать. Осуждает меня — это очевидно. Ладно.

— А какие особенности сейчас? Что мне нужно знать?

— Сейчас у вас медовый месяц. По большому счету, природа предусмотрела все, чтобы вы забеременели в это время. Поэтому с контрацепцией очень сложно. Мы, конечно, предпочитаем, чтобы все начиналось не так, и в медовый месяц пара уже входила по согласию.

— Но ведь таблетки надежны? — насторожилась я.

— Девяносто пять процентов.

— Вот черт, — поникла я.

— Процент неудач небольшой. Поверьте, тут с природой ну очень сложно бороться.

— Что еще? — глянула я на нее обреченно.

— Ему очень нужно сейчас быть с вами постоянно. То, что он не появляется и уходит вообще, говорит о его железобетонной силе воли. Но на пользу это вам не пойдет. Ваш партнер быстро вымотается от такого сопротивления. — Она вздохнула, опустив взгляд на стол. Будто решалась мне что-то сказать и, наконец уверенно посмотрела на меня снова: — Это не мое дело, но неофициально мое мнение таково: ваш партнер много сделал для вас. Очень. Непосильно много. Думаю, он заслуживает вашего ответного шага. Дайте ему передышку, Марина.

— Понятно, — пришибленно поднялась я и направилась к двери. — Спасибо.

Внутри все замерло в ожидании решения. Какого? Я же не жила ни с кем. Нигде. Скиталась по съемным квартирам все время за исключением тех трех лет, что работала на Вальдмана. По коже прошлась волна мурашек. Не стоило забывать о нем. У него такие связи, что я вообще не верила, что удастся сбежать. Навыки спасли, но надолго ли?