Внезапно я увидела перед собой ослепительно-яркий белый свет. Наверное, это был тот пресловутый свет в конце тоннеля, о котором рассказывали люди, пережившие клиническую смерть и благодаря какому-то чуду возвратившиеся с того света.
Вот и всё... Это смерть, – с тоской и обречённостью подумала я, погружаясь в невероятное ослепительное сияние.
Неожиданно в пелену, окутавшую меня, начали проникать какие-то звуки: голоса людей, лошадиное ржание, цокот копыт на каменной мостовой. Удивлённая, я хотела раскрыть глаза, но не смогла. Веки будто налились свинцом. Я лежала и внимательно прислушивалась к шуму и своим новым ощущениям. Способность чувствовать вернулась в моё тело, и я пошевелила пальцами, чтобы убедиться, что жива и невредима. Удивительно, что после такого кошмарного падения с лестницы кости ног и рук оказались абсолютно целыми. Я не свернула себе шею, не сломала рёбра. Только тупая боль в голове напоминала мне о случившемся.
Слава Богу, я жива! Значит, девчонки всё-таки вернулись за мной, обнаружили меня на полу без сознания и вызвали экстренную помощь. Меня госпитализировали, и сейчас я, конечно же, лежу в палате под присмотром врачей. Интересно, сколько мне придётся оставаться здесь и в какую сумму обойдётся госпитализация? – размышляла я, попутно радуясь ясности своего рассудка.
Теперь, когда моя жизнь была вне опасности, больше всего меня беспокоило, когда я смогу выступать снова и как ко всему случившемуся отнесётся Шалар. Уезжать домой, если вдруг он решит избавиться от меня, было слишком рано. По той простой причине, что я ещё не успела накопить сумму, которую от меня требовали кредиторы моего бывшего мужа...
- Бегга, она дышит! Ну-ка, неси сюда уксусную эссенцию! Живо! – Незнакомый женский голос, произносивший слова на незнакомом языке, прозвучал прямо над моей головой.
Я точно знала, что никогда прежде не слышала этот язык и не говорила на нём, но сейчас почему-то понимала его. Этот язык был отдалённо похож на французский, который я изучала в школе, и в то же время имел непривычное звучание. Как будто искажённая латынь. Но тогда, может быть, это был старофранцузский?
Пока я искала ответ на возникший вопрос, раздался стук деревянных башмаков и кто-то, запыхавшийся от быстрого бега, прерывисто сказал:
- Вот... ваша светлость, нашла!
В следующую минуту мне в нос ударил крепкий запах уксуса, в горле запершило, и я закашлялась. Глаза наполнились слезами.
- Ну же, Беренис, давай! Приходи уже в себя, – сердито проговорила женщина, до этого требовавшая уксусную эссенцию. – Нашла время падать в обморок! Как будто не знала, что этот день настанет!
Кто эта женщина? Почему она называет меня Беренис? Имена «Вероника» и «Беренис», безусловно, имеют одинаковое значение: «приносящая победы». Но, может быть, этой незнакомке, говорящей на странном языке, больше нравится звучание имени Беренис? Только вот я совсем не узнаю её голос...
Скорее всего, это врач местного госпиталя, а другая, помоложе, медсестра, – я пыталась найти объяснение, которое успокоило бы охватившие меня смутные сомнения. – И говорят они на ландонском диалекте... Что ж тут такого необычного? Вон и в Бретани, и в Эльзасе, и в других регионах Франции местные жители всё ещё общаются между собой на языке своих предков...
Хорошая попытка, Вероника, – отозвался на мои мысли пробудившийся внутренний голос. – Но часто ли тебе попадались медсёстры, которые называют врачей, пусть даже и главврачей, вашей светлостью?
- Ваша светлость, глядите, у мадемуазель Беренис, кажется, разбита голова, – произнёс девичий голос, в котором, помимо тревоги, звучала вина.