Словно бы болезнь и не кончалась.

Иннокентий сердито поотрывал куски лопнувших обоев и нехотя принялся за пятно Агаты.

Оно не смывалось.

Ему вспомнилась сказка о Синей Бороде. Мрачная, страшная сказка – Иннокентий никогда её не любил, но Аня в детстве просила читать снова и снова, а потом засыпала как ни в чём не бывало.

Он намылил воду, потёр сильнее, с остервенением, а когда и это не помогло, отправился в город, к магазину знакомого грека, которого помнил ещё по прошлой жизни.

Солнце вовсю припекало, несмотря на осень и густые чёрные облака; одежда прилипала к телу. Грека на месте не оказалось. Вместо него покупателей встречал супермаркет «Одиссей» – в зелёно-желтых оттенках, в буйстве красок и товаров. Битый час Иннокентий ходил туда-сюда, пытаясь найти чистящее средство и не понимая логики продавцов. Голова разболелась, шныри-кассиры поглядывали на него, будто он собирался что-то украсть.

Наконец, в одном из рядов Иннокентий с облегчением схватил бутылку Domestos, голубого, как тропическое море.

Честно отстояв в очереди, он узнал, что денег на тропическое море нет, и купил за полтинник соду, которую посоветовала кассирша.

Снова пошёл хоровод: пятно Агаты – сода – тряпка. Солнце раскаляло затон, нагревало дом охраны, и пот ручейками сбегал по спине. Иннокентий до остервенелости тёр паркет, в боку кололо, спина ныла, и хотелось напиться в рога холодным пивом.

Агата не уходила.

Казалось, она поселилась здесь навечно – впиталась, всосалась, клеймила собой, словно издеваясь, словно мстя за их неудачное замужество.