– Помогу! – опередила девушка мать. – И на швею после школы пойду учиться!

– Тю-ю, да ты уже больше меня получаешь! – потрепала ее по голове тетя Тоня и поблагодарила маму: – Спасибо, Наташ! Я этого никогда не забуду!

– Ты что, плачешь? – спросила свою родительницу Таня.

– Я щи варила, только сейчас лук пронял! – взяла себя в руки тетя Тоня, и мы отправились к метро.

– А где твоя мама работает? – тихонько спросил я Таню, когда мы шли за вырвавшимися вперед дамами.

– Технологом на нашем хлебозаводе, – ответила девушка, кивнув на остающийся позади двор. – Удобно, из подъезда вышла – и, считай, на работе! – добавила она то, что явно не раз слышала от родительницы. – А папаша – на заводе, токарем. – Вздохнула: – Когда передовиком был, нам две комнаты в коммуналке и дали! А теперь – ничего не дают, а маму еще и на партсобраниях ругают за то, что на мужа повлиять не может. Козел!

– Твоя мама – клевая! – продолжила она. – Всегда лучше всех во дворе выглядит, – с мечтательным вздохом сделала в корне неверный вывод о самодельном происхождении маминых шмоток. – Отучусь и так же буду! – решительно добавила девочка Таня.

– А мама твоя не обидится, что ты по ее стопам не пойдешь? – спросил я.

– Нет, – с улыбкой покачала она головой. – Она сама говорит, что у нее работа собачья! – Немного подумав, девушка немного покраснела и заметила: – А ты со мной раньше даже не здоровался!

– Извиняться не буду! – сразу заявил я. – Потому что не помню, не виноват и вообще – загладил делами!

– Это верно! – одобрила Таня и призналась: – Такой ты лучше!

Закрепляя успех, порадовал девушку анекдотом про легендарного Вовочку – они в силу возраста ей заходят лучше всего – и прислушался к монологу, которым мама Наташа пичкала тетю Тоню.

– …Вот мы с Сережкой сами себе хозяева. Что хотим, то и делаем – ни перед кем не отчитываемся! Тебе, Тоня, Клару Цеткин почитать нужно, я тебе дам! «Экономически свободная женщина может быть сексуально свободной!» – нечаянно вогнала она Таню в краску цитатой. – А замуж… – вздохнула. – Поначалу жуть как хотелось, но теперь даже не представляю, что чужой человек с нами жить будет. А если он на Сережку орать будет? Или вообще руки распускать? Ну уж нет, сама родила, сама воспитала, сама в люди выведу! – гордо закончила она речь.

Вот она, мама Наташа – по-настоящему сильная и независимая!

– Страшно, – вздохнула тетя Тоня. – И комнату отберут, а он один черт в ней жить и останется! Ну смысл от такого развода, Наташа?

– Твоя жизнь, Тонь, – наделила ее мама правом выбора. – Но, если решишься, знай – я помогу, чем смогу!

Наживка заброшена, будем ждать поклевки.

По случаю субботы у комиссионки тусовалась очередь. Я расстроился – стоять нам здесь до самого вечера. К счастью, когда я после выписки решил, что никакого «блата» нам не светит, оказался не совсем прав, потому что мама целеустремленно провела нас за здание и постучала в черный ход.

– Я от Фила! – шепнула она открывшей дверь женщине в советском офисном наряде и что-то сунула той в руку.

«Что-то», ха!

– Проходите! Таким гостям мы всегда рады! – расплылась женщина и по темному коридору провела нас в «закрома», где пояснила: – Это все новое, в зал пока не выставили. Вовремя вы пришли!

«Новое», видимо, следовало понимать как «недавно принесли», потому что «секондовское» происхождение некоторых экземпляров прямо-таки читалось. Не лохмотья, конечно, – их в комиссионки не принимают, а нормальное, аккуратно носимое б/у.

– Нам бы ботиночки, – указала мама на нас с Таней.

– Есть! – обрадовала женщина. – Вот тут! – И она подвела нас к здоровенному ящику с обувью. – Все для школьников.