Обуви много, металл стратегический цветной – мы же оставили все на Украине – Никополь. У нас поэтому не было подкалиберных снарядов, не из чего было делать, там надо хромоникелевую, вольфрамовую сталь для сердечника. Резину давали, где-то порядка 400 млн. пар ботинок.

Василий Семенович, я все это знаю. Меня интересует другой факт. В Европе они боевые действия начали только в 44-м году.

Понятно. Это очень просто расшифровывается. Дело в том, что Черчилль не любил фашистов и не любил сталинистов. Для него по существу они одинаковы. Он вел такую политику – пусть они друг друга уничтожают, а мы потом будем диктовать свою политику. И американцы к этому были склонны; хотя когда Рузвельт у них был, то он более благоприятно к нам относился. Помогал чем мог – подводные лодки давали, бронекатера давали – помогал Красной Армии.

Они десант высадили 10 июля на Сицилии, потом занимались с итальянскими войсками, заключали договор. А что касается Европы, её севера полуострова Нормандии, то они не спешили, во-первых, из-за того, что не заинтересованы были, во-вторых, и побаивались. Они помнили Арденны – как немцы дали в зубы там.

Мы желали, чтобы они скорее второй фронт открывали. Мы немножко были информированы, что наше руководство настаивало открывать, а они ссылались – не готовы. Они потом-то армаду подготовили такую, что кораблей, самолетов там было много.

Что запомнилось из встреч с местным населением, когда Вы шли на Запад?

Нас встречали конечно как освободителей, обнимали, целовали. Наши ведь солдаты добросердечные – чем могли помогали, детишки там прискакивают – кто сахарку даст, кто чего. Встречали с цветами, когда в города входили. В Глухов мы входили, там с цветами на улице стояли и с балконов нам цветы бросали – приятные конечно встречи были.

В Польше было двоякое отношение к нам. Там была Армия Людова и Армия Крайова. Крайова Армия не была заинтересована помогать Красной Армии – мы были такие же враги, как и немцы. Но они в открытую-то боялись вступать в бой с нами. Армия Людова помогала. А жители? Жители по-разному, но там была проведена хорошая агитация немцев, что, если советские войска войдут, значит у вас колхозы будут. И вот первый вопрос нам, когда заходишь в село: «Будут ли у нас колхозки»? (Смеется.) Отвечали, что сами будете решать. Они наслышались от западных украинцев и западных белорусов, что значит колхозы: все отбирают, да еще репрессируют – в общем, Берия здорово помог немцам и всем нашим противникам. В 39-м когда освобождали, то сразу расстрелы начались, репрессии – разве это дело? А Прибалтика? Прибалтика сразу от нас отвернулась – стреляли в спину отходящим войскам. Хотя политруки нам говорили другое; я несколько раз лекции слушал, вот обрадовались освобождению – какое там обрадовались, когда сейчас все памятники уничтожили. Я только одну литовскую дивизию встретил за всю войну на правом фланге 48-й армии Романенко на Курской дуге, а больше они переходили целыми корпусами на сторону немцев.

Вы сами это видели или слышали, как они сдавались в плен?

Да, слышал. Видеть-то не видел.

Что запомнилось из встреч с немецким населением?

О, те были напуганы! Там были лозунги такие: «Смерть или Сибирь»! Это когда вначале входили. А Сибири боялись, морозов. Дальше когда к Одеру подошли, то там были другие лозунги: «Победа или смерть»! И рисовали красноармейские головы с костями, – в общем, в таком духе. В результате большинство населения уходило, редко кто оставался.

Когда мы Кенигсберг взяли, Пилькален взяли, наш полк остановился где-то в господском дворе Маулен. Немцы планировали десант Курляндской группировки в Восточной Пруссии на Балтийском побережье. Когда сигнал такой поступил, я ротой командовал Т-34-85. Мне приказали выйти вместе со стрелковым батальоном десанта и занять город Раушен, теперь Светлогорск. Мы ночью проскочили туда – ни одного жителя, мертвый город. А там берег высоченный, метров сто наверное, курортное место: дорожки бетонные, спуски змейками к морю. Мы вырыли окопы для основных позиций и запасных и отбивали атаку бронекатеров и еще у них какие-то небольшие корабли были вроде разведки. Три танка у нас сожгли, но мы два катера потопили и потом немцы ушли.