Резко негативно высказываясь в одной из таких рецензий об этапной для русского символизма книге стихов Вячеслава Иванова «Cor Ardens», Нарбут, как мы помним, назвал ее «двумя грузными томами». Его собственная главная книга стихов, уступая большинству символистских поэтических книг в объеме, зато превосходила многие из современных ей стихотворных сборников степенью цельности авторского мировидения, или, точнее будет сказать, – умением отразить эту цельность в книге. Отнюдь не срастаясь в поэму, стихотворения «Аллилуйя» значимо подсвечивают и взаимодополняют друг друга на самых разных уровнях. Среди этих уровней: единое художественное оформление книги; единство звучания ее стихотворений; многочисленные образные и мотивные переклички между стихотворениями книги; пространственное единство книги; единство формообразующего приема, с помощью которого организован содержательный материал «Аллилуйя»; общие, сразу для нескольких стихотворений книги, литературные источники.
Стоит сразу же обратить внимание на то обстоятельство, что из 12 стихотворений, составивших «Аллилуйя», только одно – «Горшечник» – до этого публиковалось ранее (в 1 номере журнала «Новая жизнь» за 1912 год). Почти не рискуя ошибиться, можно предположить, что все стихотворения книги Нарбута писались специально, каждое – на свое место. При этом за бортом «Аллилуйя» осталось довольно много нарбутовских текстов, создававшихся в 1911–12 гг., прежде всего, – гладких природных пейзажей, столь милых сердцу рецензента из «Светлого луча». В качестве выразительного примера процитируем здесь первые восемь строк стихотворения «Гроза» (1912):
Восприятию «Аллилуйя» как компактного целостного «произведения», складывающегося из двенадцати «главок»-стихотворений, немало поспособствовало красочное и отчасти вызывающее художественное оформление книги. Недоброжелательный рецензент, все тот же М. Чуносов (Ясинский), описывал это оформление так: «Тоненькая брошюрка напечатана на великолепной бумаге. Наблюдал за ее напечатанием управляющий типографии “Наш век” г. Шевченко; клише для книги изготовлено в цинкографии г. Голике, а контуры букв заимствованы из Псалтири ХVIII века, принадлежащей г. Лазаренко [гимназическому учителю Нарбута – О. Л.]; набор для обложки сделан в синодальной типографии; над разными украшениями работали художник Билибин, Нарбут (брат поэта) и г-жа Чамберс <…> Терпит же бумага! И еще какая! Пушкин не печатался никогда на такой бумаге» [12].
Михаил Зенкевич (и вслед за ним – некоторые исследователи) даже полагал, что именно разительное несоответствие церковно-славянского шрифта, которым были набраны стихотворения книги, и кощунственного содержания повлекло за собой запрещение и изъятие «Аллилуйя». В неопубликованной беседе с Л. Шиловым Зенкевич вспоминал: «Его “Аллилуйю” конфисковали только за то, что она была напечатана церковно-славянским шрифтом. Ему так нравился церковно-славянский шрифт, что он вот этот церковно-славянский шрифт упросил из синодальной типографии, и туда вот, в “Наш век”, в типографию взяли… И она с титлами, с красным титлом была напечатана… После этого: что такое – “Аллилуйя”? Смотрят, что такое: божественное, должно быть, что-то, а там – херовина какая-то, знаете. После этого ее конфисковали. Ну, ничего, потом 80 экземпляров он успел разослать по журналам».