Допиваю гроф, шагаю в портал и выхожу в сквере перед зданием УМКи. Поздняя осень напоминает раннюю весну. Деревья голые, но бурые, не чёрные, ветер гоняет сырые пожухлые листья, воздух влажный и горьковатый. Вся разница в том, что весной аккуратно подстриженные газоны уже зелёные, а сейчас – ещё зелёные. Я люблю предзимье, особенно такое, как у нас в Áури – прозрачное, чистое, студёное. Утром трава схвачена инеем, стены домов и плитка мостовой сизые от корочки льда. Задерёшь голову: в просветах между высотками бледно-голубое небо с редкими пышными облачками. Тучи над столицей разгоняют, за дождиком пожалуйте в пригороды.
Вместо опоздания я прихожу рано: часы над центральным входом показывают без четверти девять. Киваю дежурному боевику на посту у дверей и направляюсь дальше вдоль гладкой, до зеркальности, стены. Высокая строгая девушка в отражении выглядит гораздо старше меня настоящей. Чтобы не думать о грустном, перебираю в уме текущие дела.
Последнюю неделю в отделе затишье. Головоломную кражу из этнографического музея раскрыли третьего числа. Сегодня седьмое, а поступила только пара заявок, и то плановые, от Государственного сельскохозяйственного института. Второй год там пытаются вывести злаковые, которые не просто растут, но и созревают при минусовой температуре. Этим занимаются Эн и Кел: они всё-таки биологи. Мама на полдня уходит к дяде Коэну в институт физиологии, где проводятся исследования природной магии. Строго говоря, дядя Коэн мне не дядя. Но когда ты с рождения привыкла считать кого-то членом своей семьи, сложно обращаться к нему «господин Трайг». Будь дядя Коэн моложе, я звала бы папиного учителя просто по имени, как Алана. Алан, Риалан… Какое красивое имя!
Блестящий камень облицовки сменяет живая стена из ярко-багряных листьев с золотистыми прожилками. При моем приближении ветки плавно раздвигаются и сразу же смыкаются за моей спиной. Внутри ярко-зелёные листья шевелятся, словно от слабого ветерка. Толстые ветки образуют лестницу, которая мягко пружинит под ногами. По пути Дерево ухитряется погладить меня по голове, а едва я захожу в свой кабинет, протягивает мне ветку с гроздью спелого винограда. Отказаться означает обидеть, я отщипываю сочную, светящуюся изнутри ягоду и закидываю в рот. Моё рабочее место сегодня растёт у окна, на столе красуется цветущая ветка белого шиповника.
«Спасибо!» – мысленно благодарю я и чувствую волну светлой радости. Заботу о нас Дерево считает смыслом своего существования, хотя порой эта забота выражается весьма своеобразно. Однажды Дерево решило, что Кел переутомился, закрыло его в комнате и не выпускало, как он ни умолял. Пришлось ему спать прямо в любезно подвешенном гамаке из веток. Ещё у Дерева есть характер. Маму оно слушается беспрекословно, меня балует подарками вроде сегодняшних цветов и винограда, с Келом ведёт себя словно строгая бабушка, а просьбы Эн выполняет через раз и с явной неохотой.
Идею полвека назад подсказал папа: у особого отдела должно быть что-то уникальное. Такое, чтобы с порога заявляло: «Здесь работают природники». И мама вырастила Дерево – гибрид акации, персика, ивы, клёна, глицинии, шиповника, липы, виноградной лозы и ещё десятка растений. Когда его видят впервые, то замирают с открытым ртом, а если Дерево предложит гостю гроздь винограда или персик, немое восхищение сменяется восторженными ахами и охами.
Мой день начинается с разбора почты. Вопросы, советы, предложения… Изредка попадаются и угрозы: «Природная магия опасна, всех её носителей следует искоренить». Подобные письма я пересылаю начальнику Службы безопасности Кериза. Детские просьбы «хочу живой дом» отправляю сотрудникам Государственного ботанического парка, родителям Эн и Кела. Сегодня писем немного, и я переключаю ви́зор на главный новостной канал, как раз успеваю к концу выпуска.