Между тем снаружи понемногу темнело. Шумели тоскливо дубы над оврагом. Отец то и дело поглядывал меж досок на небо, задумчиво чесал в затылке. Покончив с последним окном, саданул молотком по стене, сказал сердито:

– А все-таки ж надо за козами идти, будь они неладны.

– Но ведь…

– Вот тебе и «но ведь»! Уж скоро ночь, деревенские-то скотину домой ждут. А не дождутся, явятся спрашивать с тебя. Сюда явятся. Думаешь, ежели у дома толпа зашумит, государевы люди не заметят? Конечно, заметят, решат разобраться – тут-то нам и каюк. Сходи, собери коз, верни в деревню. Осторожнее только.

– Ох… Ладно.

– Чуть чего – дурачком прикидывайся. Я, мол, не я, не знаю ничего. Постой-ка, вот на дорожку… – Отец несколько раз перекрестил сына, широко, нервно, неровно.

Тишка в ответ лишь вздохнул. Легко сказать – прикидывайся. Легко сказать – собери коз. Но возразить, разумеется, было нечего – если к ночи не вернуть отару в деревню, с утра пораньше жди беды.

– Ну, ступай, сынок. Счастливо!

Тишка прихватил в сенях ножик на кожаном ремешке, вышел во двор, покрепче затянул кушак и, опершись босой ступней на засов, взметнулся на ворота, намереваясь одним движением перемахнуть их, – но, в самое последнее мгновение увидев в тенях под дубами знакомый жуткий силуэт, резко подался назад и, не удержав равновесия, грянулся наземь, больно ушибив левый локоть.

Скрипя зубами от боли, он поднялся, припал глазом к щели между створками. Так и есть, не почудилось: проклятый черный человек, теперь без коня, ждал под деревьями, чуть в стороне от тропы, ведущей к воротам. И ничего сложного не было в том, чтобы разглядеть на бледном лице недобрую ухмылку.

Не дыша, Тишка скользнул обратно в дом. Ни одна доска не скрипнула под ним, ни одна половица. Но он знал, что все старания напрасны, – разве можно обмануть колдуна?

– Он пришел, тять, – прошептал Тишка в ответ на немой вопрос отца. – Царев человек ждет за воротами.

Отец вскочил, кинулся было к сабле, но в последний момент отпрянул от нее, бестолково засуетился вокруг крестьянских орудий, сваленных у печки. Выбрал один топор, взвесил в ладони, недовольно цыкнул, схватил другой, потом отбросил оба и взялся за вилы. Руки его тряслись.

– Тот самый? – наконец спросил он, невнятно, словно смущаясь. – Тот же, которого ты на горе видал?

– Да.

– Один?

Тишка пожал плечами:

– Бог его знает. Больше никого не углядел.

Отец шумно, сердито выдохнул, тряхнул головой:

– А он тебя – приметил?

– Наверняка. Я ж на ворота заскочил, как тут не приметить.

– Ух, щеря! – Отец занес над головой дрожащий кулак, грозя не сыну даже, а густеющему сумраку вокруг. – Осторожнее надоть… Ладно, схожу посмотрю, вправду ли он один. А ты сиди тут, наружу носа не кажи!

– Но…

– Тут сиди, сказано! Ежели только один явился, узнаем еще, кто кого.

Отец вышел на крыльцо, бросил осторожный взгляд поверх ворот, сразу увидел человека в черном. Тот не прятался.

Откуда-то из-под страха выкарабкалась злая игривая мыслишка: а что, если удастся все-таки одолеть пришельца? Одного-то – почему бы и не одолеть? Да, старик с вилами бывалому воину не соперник, но ведь у старика, окромя вил, еще кое-что имеется. В подполе припрятано.

– Бог в помощь! – откашлявшись, заорал хозяин с крыльца. – Заплутал, добрый человек?

Гость вышел из-под деревьев, остановился посреди тропы так, чтобы закатный свет падал ему на лицо.

– Нет, – ответил он низким спокойным голосом. – Ровно там, где хочу быть.

– А чего это тебе здесь понадобилось-то? Ежели переночевать, то ступай вон в деревню, за оврагом! Я-то небогато живу, ни хлеба, ни кваса…