Гостья стояла перед баночками, выпучив глаза и разевая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Она тыкала пальцем куда-то вверх. Кроме повторяющегося: «Ма, ма, ма…» ничего выдавить из себя она не могла.

- И что вас так взволновало? – удивилась я, понимая, что кроме как волнением объяснить это заикание ничем нельзя.

- Мандрагора, - наконец выдавила из себя Агнесс.

- Ну да, - кивнула я. – И что в этом такого? Этими корешками забиты все сайты по продажам в интернете, - пожала плечами: - Точно такими, - подтвердила собственное мнение и знание.

- Такими да не такими, - взгляд гостьи все еще оставался прикованным к баночке. – Ты не понимаешь. Ты не знаешь, - голос стал умоляющим: - Позволь мне хотя бы подержать в руках. Хотя бы прикоснуться!

Я потянулась к верхней полке, не видя причины для отказа в просьбе. Хочет подержать? Почему бы и нет? Может, там, откуда она прибыла, эта мандрагора в страшном дефиците. А у нас её едва ли не выращивают в промышленных масштабах.

Достать банку мне так и не удалось, потому как остановил следующий вскрик Агнесс:

- Нет! Не нужно! Я не должна! Я передумала! Я могу не удержаться, - ткнула пальцем в другую баночку: - Вот мелиса! Возьми и закрой дверцы! Спрячь от меня «это»!

«Нервы у тётеньки ни к черту», - вздохнула я, вынимая банку с мелиссой и закрывая дверцы буфета: - «То дай, то не давай. Сама не знает, чего хочет».

Агнесс, отвернувшись от буфета и словно потеряв к нему всякий интерес, медленно обходила стол. Остановилась у одного из стульев:

- Я сяду здесь.

- Да пожалуйста, - согласилась я. – Садитесь хоть в кресло!

- Думай, кому и что предлагаешь! – голос гостьи стал строгим. – Не все лояльно к тебе настроены. Я вот откажусь, а кто-то возьмёт да сядет!

- И? – я не понимала, какие такие страшные последствия могут возникнуть, если кто-то посидит в кресле.

- Неужели бабушка тебе ни о чем не рассказала? – удивилась Агнесс.

Я покачала головой.

- Ни о чем, ни о чем? – продолжала настаивать гостья? – Даже перед смертью не обмолвилась ни единым словечком?

- Ни единым, - подтвердила я.

- Ох, Маргарита, Маргарита, - вздохнула Агнесс. – В этом она вся.

Да, кстати, забыла сказать, что имя мне дали в честь бабушки…

3. Глава третья

- Тебе не кажется, что пахнет сдобой? – ноздри тонкого хрящеватого носа Агнесс дрогнули, словно она к чему-то принюхивалась.

– Не кажется! – отрезала я. - Да и откуда в квартире могла появиться свежая выпечка?

- А ты проверь, - усмехнулась гостья. – Заодно, завари чай. Кстати, громоздить самовар не обязательно.

Я вышла в переднюю, отодвинула заслонку и уставилась на противень, полный пирожков. Аромат был умопомрачительным. Я удивилась, как не смогла учуять его раньше. Хмыкнула. Пожала плечами. Выложила неожиданное невесть откуда взявшееся угощение на жостковский поднос. Возвращаться в столовую за блюдом не хотелось, а этот поднос всегда стоял на припечке, служил своеобразным украшением и дополнением к расписным изразцам.

В углублении за печью ждал своей очереди самовар, увенчанный фаянсовым заварочником, в который я щедро насыпала чаю, захваченного по дороге в переднюю, и налила кипятку из чайника. Мелиссу Агнесс добавит сама.

Вернулась в столовую. Водрузила заварочник на стол и поставила рядом поднос с пирожками. Села напротив Агнесс. Уставилась на гостью:

- И как прикажете это понимать? – чувствуя всё усиливающийся голод, схватила пирожок и поднесла ко рту, намереваясь откусить как минимум половину.

- Подожди! – тонкая рука, покрытая желтоватой пергаментной кожей в пигментных пятнах, вырвала пирожок прямо изо рта.