Веселовский хмыкнул из-за своего журнала, но головы не поднял.

– Дим, я не расслышала!

– И хорошо, что не расслышала, – громко сказал Родионов. – Я просил, чтобы чай принесли.

Это показалось ей подозрительным и даже отчасти обидным.

– Ты что? – спросила она. – В ресторане?

– Я в издательстве, – повторил Родионов терпеливо. – Я тебе уже говорил.

– Дим, когда мы встретимся, а? Месяц прошел, как мы виделись! Может, уже пора опять повидаться?

– Я в Киев улетаю, – сообщил Родионов, наскоро подумав о том, что порция беззаботного секса ему не помешала бы, особенно перед тяжелой командировкой. Как спортсмену перед Олимпиадой. – Послезавтра.

Люда расстроилась и рассердилась, он моментально это почувствовал.

– Дим, а я что? Ничего для тебя не значу, да? Совсем ничего?

Это была истинная правда – она же сермяжная, кондовая, посконная и домотканая, – но Люде об этом лучше не сообщать.

– Почему ты мне говоришь о том, что уезжаешь, в самую последнюю минуту?! А эта твоя швабра с тобой едет, да?

Родионов промолчал.

Их отношения были устроены таким особенным, волшебным и очень удобным для него образом, что ни на какие такие вопросы он не отвечал и ловко делал вид, что вообще их не слышит. Заставить его их услышать было решительно невозможно.

Веселовский глянул на него лукавым глазом, перелистнул журнал и опять углубился в чтение. Весник на заднем плане водрузил на стол ноги в полированных штиблетах, сцепил пальцы на животе, откинулся на спинку кресла и монотонным голосом продолжал отчитывать кого-то по громкой связи:

– А я сто раз повторил, что делать этого не следует, а нужно завезти все материалы и на месте, я настаиваю, на месте посмотреть, как это будет выглядеть, и только тогда принимать решение! Но вы не можете! Для этого же нужно ваши задницы от стульев оторвать, а вы не хотите! Вы хотите зарплату получать, а я просто так вам платить не стану, понятно?!

– Ди-им! – позвала Люда из трубки. – Ты что там, уснул?

Родионов встрепенулся и спросил:

– Ты что вечером делаешь?

– Ничего, – оживилась Люда, – а что? У тебя есть предложения?

– Вот появились, – игриво сказал Родионов, и за журналом опять зафыркали. – Давай я к тебе вечером приеду. Если ты не занята, конечно!

Конечно, она не занята! Конечно, она будет его ждать, еще бы! Конечно, он может приезжать!

– Вот и отлично.

– Димочка, миленький, возьми меня с собой в Киев, – вдруг затараторила Люда. – Ну правда, ну возьми!.. Я тебе мешать не буду. Я помогать буду, даже лучше, чем эта твоя швабра, правда-правда!

И столько чувства было в ее голосе, столько мольбы, что он улыбнулся с нежностью:

– Всему свое время. Пока оно еще не пришло.

За дверью простучали каблуки, и Маша Вепренцева громко поздоровалась с секретаршей:

– Настя, привет! Можно мне к Илье Юрьевичу?

– Да-да, он ждет, Маша. Заходите!

Родионов заторопился:

– Люд, значит, я часам к десяти приеду, договорились?

Дверь распахнулась, и влетела запыхавшаяся Маша с папкой под мышкой.

– Подожди, – заволновалась в трубке Люда, – как к десяти? Мы что, не поедем никуда? Даже поужинать не поедем?!

– Ну все, – сказал Родионов Люде специальным, окончательным голосом, и, услышав этот голос, Маша посмотрела на него вопросительно. – Пока.

Он даже не стал дожидаться ее ответа, нажал «отбой» и засунул трубку в нагрудный карман. Маша Вепренцева проводила ее глазами, и у нее сделалось странное выражение лица.

– Ну, наконец-то! – провозгласил из своего кресла Весник и поднялся, нажимая кнопку на селекторе. – Настя, скажи всем, что можно совещание начинать. Ну что, Марья? Взгрел тебя Марков?