— Что за наваждение? — всплеснул руками Орлов. — Мог бы поклясться, что слышал пение петуха. А это — птица божья, и никакая бесовская сила не может ему подражать.

Ветерок подул чуть сильнее, снова принося с собой встревожившее путника кукареканье. Но, на этот раз, даже конь поднял голову, раздул ноздри и уверенно повернулся храпом к деревьям, надвигающимся на степь из-за горизонта по правую руку от шляха.

Всадник еще раз, испытующе посмотрел в ту сторону, понюхал воздух и снова вполне отчетливо уловил отдаленный запах дыма и… готовящейся пищи.

— Господи, не дай пропасть рабу твоему из-за доброты своей и искреннего порыва. Ведь не ради корысти, я подлог совершил, а только по любви и… чтоб душе, невинно умерщвленной, помочь.

Небеса по обыкновению не ответствовали. Впрочем, молчание — знак согласия и ободрения.

В лес опричник въезжал медленно, осторожно, а там и вовсе спешился.

В степи путник может надеяться на острое зрение, да на быстрого коня, а в лесной чаще каждый куст, любое дерево способно стать местом, где неосторожного подстерегает тать или хищный зверь. Нет дебрям веры, особенно если ты один и некому прикрыть спину. Потому и петляет торный путь вокруг, стараясь держаться подальше от зарослей, даже если дорога напрямки значительно короче.

Часа два пробивались путник и конь сквозь заросли и буреломы, пока Василий, в сердцах не помянул Тараса и его славного отца. Мол, будь они не ладны, Куницы, со своей Михайловкой, знали — где селиться. И, как по волшебству, лес тут же поредел и стал менее загроможденным. Здесь уже хозяйничали люди… Валили деревья на строительство, собирали хворост, выпасали скот. Теперь можно было ехать свободнее. Да и запахи становились все соблазнительнее...

Василий взгромоздился в седло, перекрестился и забормотал благодарственную молитву, самую короткую из тех, что знал, тогда как его конь, почувствовав дух человеческого жилья, без понукания, сам ускорил шаг. Тоже намаялся…

А меньше чем через час, в просвете между деревьями, показалось и село.

Вернее, сперва только кресты церкви и погоста. Но дальше, за храмом, — весело взбегая на пригорок, а то и подступая к самой реке, виднелись десятки белых малороссийских хат и, более привычных глазу опричника, рубленых изб.

2. Глава 2

Село встречало Орлова несвойственной тишиной. Не только из жителей никто не заприметил путника, а даже вездесущие кобыздохи и те не облаяли чужака. Словно вымерли все… Даже птичьего гомону больше не было слышно, с той самой минуты, как Василия приманило кукареканье.

А еще опричник заметил, что на погосте множество крестов выделялось белизной свежеструганного дерева. Да и сами могильные холмики, редко где дерном выложены, в большинстве — так и сереют свежей землей.

Недобрые приметы… жуткие по смыслу.

С одного боку, если нашлось кому похоронить покойников, то беда в село наведывалась еще не самая страшная. Но и в увиденном ничего хорошего тоже не было. Потому как могил прибавился не один десяток.

— Бог в помощь, хозяйка! — поздоровался Василий почти с радостью, когда заприметил молодую женщину, пропалывающую грядки в огороде ближайшего к лесу подворья. Выстроенного по соседству с храмом.

— Спасибо, — ответила та, устало разгибаясь.

На лице молодицы лежала печать усталости и скорби, которые еще больше подчеркивало темное платье и черный платок, никак не соответствующий августовской жаре.

Но, увидев перед собой незнакомого монаха, женщина учтиво поклонилась, не сводя с Орлова чуточку любопытного взгляда. Видимо, лица духовного звания, даже самого низкого, не частые гости в здешней глуши. Почти на самом краю обжитого Порубежья и Дикого Поля.