Только глаза опять прикрывала – и всю как простреливало отзвуками тех ощущений. Воспоминаниями о его прикосновениях. Так испугавших вначале, не дававших ни малейшего шанса уклониться от несущейся сквозь меня волны. Которую он сам и сотворил. Всего лишь своими грубоватыми шершавыми пальцами и пошлым шепотом. Два года под Вознесенским – и ни разу, ни единого, хоть чего-то и близко похожего на это. Ублюдочный Димасик совал свой вонючий огарок в каждое отверстие в моем теле, и никогда, никогда это не было даже отдаленно тем, что Боев сделал, просто поиграв на мне, как на чертовой гитаре, пальцами. Все, с чем я просыпалась все эти два года, – боль, отвращение, нежелание жить и снова боль. Сейчас же… я хотела… хотела секса. Потому что в том, что дал мне почти незнакомец, было в миллион раз больше этого секса, чем во всем елозеньи и грубых долбежках первого и единственного любовника.

Как же все это… странно и сложно для понимания. Два мужчины, оба нисколько не озадаченные вопросом моего согласия принять их действия. То есть да, я сама предложила себя Андрею, решив, что пересидеть у него – самая удачная сейчас тактика. Но я не соглашалась на такое… Чтобы все мышцы как под током… Чтобы себе не принадлежать… Чтобы кайфом чуть не убило. И вот теперь я ему благодарна и хочу еще, больше, много, а Вознесенского как ненавидела с первого дня, так и ненавижу. Бабки, роскошь, подарки – все попытки с его стороны как-то наладить отношения между нами не заставили даже смириться. Один оргазм – и я душу продам за повторение. Вот только есть ли в планах моего соблазнителя оно? Нормально ли, что вот так рвануло – и будто на месте меня прежней как другой человек? И значит ли это, что я… ну, не знаю… какая-то озабоченная? Скрытая нимфоманка, что ли, и всегда ею и была? Тупо шлюха в душе, как и твердил мне Вознесенский? А не насрать ли мне на это с высокой колокольни? Пусть и такая! Если старый урод меня найдет, то сразу пришибет или, что хуже, опять вернет в этот же ад. Так что кого колышет, какая я? Поживу на полную.

Выползла из-под одеяла, потянулась, чувствуя себя уже намного лучше. Пошарила в шкафу и добыла себе  футболку, мимолетно пожалев, что она, как прошлая, не пахнет Андреем. Нарыв еще и спортивные штаны и носки, вырядилась, фыркнув своему отражению в зеркале. На голове колтун, спортивки пришлось затянуть узлом на талии и подвернуть внизу, в футболку еще три меня войдет, носки спадают.

– Видел бы меня сейчас Димасик, – рассмеялась уже от души, представив его перекошенную морду.

Как же, он у нас поклонник кружев, шелков, идеальных укладок и каблуков даже в доме. А от облупившегося лака и поломанных ногтей его бы кондратий приобнял.

– Сосешь ты, Вознесенский, – подмигнула своему отражению. – А я вот буду сосать Боеву. И, кстати, с огромным удовольствием.

И правда ведь. Этого с ним я тоже теперь хочу. Чудеса да и только. И ковыряться в себе ни секундочки не буду больше, спрашивая, нормально ли это вообще. Что в моей жизни нормально? Что будет в ней завтра? Через неделю? Месяц? Да пофиг! Я на свободе. Нажрусь ее, сколько смогу.

Защелкал замок, и послышались голоса. Андрея и какой-то женщины. И вот тут я мигом растеряла свой оптимистичный настрой. А что, если он наврал мне и жена у него таки есть? Нет, ну не больной же он на всю голову тогда оставлять меня в квартире? А вдруг она вернулась неожиданно? А вдруг кто рассказал обо мне? Мигом стало гадко и тоскливо. И это ты, Катька, минуту назад хорохорилась, типа на все плевать, трава не расти, жизнь стала праздником? Жизнь для таких, как ты, – всегда говно, где так и останешься вечной подстилкой, девочкой для перепиха, которую держат отдельно от действительности, как секс-девайс в глубине шкафа. Все знают, что он там есть, но делают вид, что все пристойно.