Сдохнуть хотелось, когда в глаза ей смотрел в больничке. Они у нее испуганные, затравленные даже.
Опускаю голову и забираюсь в машину. Ремень игнорирую. Возможно, отец порезче притормозит на каком-нибудь светофоре и меня к херам выкинет в лобовуху.
— Пристегнись, — недовольное жужжание сбоку сопровождается цоканьем.
Улыбаюсь и щелкаю ремнем.
Уже на подъезде к дому отец притормаживает. Паркуется на обочине, когда до деревни остается километра два.
— Матери скажем, что… Ну, не упал точно. Если только на чей-то кулак.
— Скажем, что на тренировке по боксу не рассчитал свои силы.
— Неправдоподобно, но лучше варианта все равно нет.
Отец тянется к ключам в зажигании, а я зачем-то хватаю его за руку. Когда понимаю, что делаю, разжимаю пальцы и откидываю на спинку.
— Как мама? Что с анализами? Хочу быть готов к тому, если…
— Хорошего мало, Матвей. Но мы верим в лучшее. Как и всегда.
— У нее же ремиссия была, — стискиваю зубы.
— Была. А теперь вот. Будет хорошо, если ты какое-то время поживешь у нас. Побудешь с ней. Ей тебя не хватает. Юля тоже вечером приедет.
Юлька, моя старшая сестра. Она живет в Москве, пересекаемся мы редко. У нее муж, ребенок, короче, абсолютно другая жизнь.
— Ладно.
Пока едем к дому, пишу Каро, что у матери плохие анализы и что останусь на неделю. Она в ответ присылает какие-то ободряющие слова, которые я даже не читаю.
Отрываю взгляд от телефона. Мы едем по главной дороге в деревне. Наш дом почти на окраине. Отец вкладывался в это место столько, сколько я себя помню. Организовывал рабочие места, жилье людям, детский сад, школу… Его здесь все знают, уважают. Если нужно, приходят за помощью и никогда не отказывают, если помощь требуется ему. Когда мы узнали, что мама болеет, еще тогда, в первый раз, вся деревня ее подбадривала.
— Ты чего притих?
— М? — смотрю на отца. Впервые за последние годы замечаю, что у него морщин больше стало. — Да так, думаю.
— Поделишься?
— Фигня, — ухмыляюсь и крепче сжимаю в ладони телефон.
Удивительно, но раньше я все, что здесь происходит, игнорировал, будто и правда не замечал...
17. Глава 17
Алена
— Алён, — шепчет Ира и забирается ко мне на кровать.
— Что?
Я лежу, распластавшись по матрасу, и пялюсь в потолок. Волосы разметались по подушке, словно гадюки Горгоны Медузы. Моя апатия длится уже третий день.
Я понятия не имела, что мне придется в прямом смысле привыкать к своей обычной жизни.
Сутки в Москве, после которых все вокруг, да и я сама, изменилось кардинально.
Я уезжала глупой, несмышленой мечтательницей, а приехала прожженной реалисткой, без капли сомнений, что вся та жизнь, которую я увидела, не для меня. Осознала, что люди злые, а все события, что произошли, меня сломили.
Но замыкает даже не на этом. Я просто очень разочаровалась в себе. Мне снятся его объятия и поцелуи, я просыпаюсь, обливаясь горячим потом, а между ног жутко печет. Я помню его запах, словно Матвей вот прямо сейчас лежит рядом со мной.
Я шлюха. Самая настоящая потаскушка. Так бабушки на лавочке у нашего дома обзывают всех девчонок, чья длина юбки не вписывается в их картину мира. Но моя проблема не в юбке, а в отсутствии принципов. Я знала, что у него есть девушка. Жена почти, и все равно…
Закрываю глаза. Не хочу видеть этот мир…
Ненависть к себе зашкаливает. Я давлюсь ей изо дня в день.
Хочу просто лежать и не шевелиться. Я растоптана. Убита. У меня вырвано сердце и истерзана душа.
Морально я точно изнасилована.
Пальцы уже привычно начинают подрагивать. Сначала от дикого ужаса, а потом от тотального облегчения, что это всего лишь воспоминания. Жуткие, коварные, терзающие сердце. На теле до сих пор отметины той страшной ночи. Мелкие синяки, ссадины. Даже словила себя на страхе заходить в туалет вне дома. Постоянно мерещится тот человек. Он же меня чуть…