Обдолбанного Макса к Алёнке пихнула Ри.

— Тебе это нравится, да? Причинять другим боль? — наступаю, пока Каро не врезается спиной в стеклянную стену. Мы все еще на балконе.

— Ты с ней спал?

Молчу.

— С этой оборванкой? Меня на нее? — Каро задыхается, ловит губами воздух, часто дышит, а потом вцепляется ногтями в мою рубашку.

— Ненавижу тебя, ты мудак. Сволочь неблагодарная. Ты бы сел. Если бы не мой отец. Ты бы уже давно сидел за решеткой! Сколько при вас было? Грамм двести, да? Мой отец тебя отмазал.

— А не по его ли просьбе этот пакет вообще оказался у меня дома? Может, это ваш с ним план? Потом еще и наркоконтроль заявился, прямо на квартиру. Что у них за рейд такой был?

Я много об этом думал. Неделями.

Мы тусовались на моей московской хате. Кто-то принес туда герыч. Появился наркоконтроль. Квартира моя, а значит, срок тоже мой... Спустить в унитаз не успели, поздно заметили. Ярик решил, что сможет незаметно просочиться, схватил этот сраный пакет, его скрутили на улице.

Нас всех тогда скрутили. Из Яра час выбивали, у кого он покупает и кому продает. Нас вдвоем держали в том кабинете. Я все видел. Слышал. В итоге решил, что, если возьму все на себя, потом смогу либо откупиться, либо отмажут.

Откупиться не вышло. Отцу звонить было стремно, мы с ним были в ссоре, и все выходило так, что я прибежал бы к нему за помощью, как только прижали хвост. Дурак!

Ри отпустили почти сразу. Пробили, кто ее отец. Меня и Яра держали еще сутки, а потом даже извинения за ошибку принесли и домой на тачках с мигалками подкинули.

То, что вмешался ее отец, было ясно как божий день. Он через неделю вызвал меня к себе и показательно убрал мое дело в свой сейф. Посоветовал не расстраивать его дочь и просто жить, как жил. Я оказался у него на крючке. Шаг вправо, шаг влево...

Каро стискивает зубы. Напрягается вся. А ведь неделю до той тусовки на моей хате у меня впервые вслух промелькнула мысль о том, что, возможно, нам будет лучше расстаться.

— А это уже не имеет значения. Даже если и так, — впервые озвучивает это. Раньше всегда притворялась непонимающей. — Ты мой. Слышишь? Весь мой. Ты никуда от меня не денешься. Ты либо со мной на свободе. Либо без меня, но в тюрьме. Сгниешь там, понял? И никто тебе не поможет. Ни твой отец, ни его связи. А что с мамой твоей будет? Ты думал? Как она воспримет новость о том, что ее сын связан с наркотой?

— Сука ты.

Вытаскиваю сигареты.

— А ты, Шумаков? Я тебя люблю. Я жить без тебя не могу. А ты трахаешь каких-то левых баб. Ты не сука после этого?

— А что ты хотела? Я хотел разойтись мирно. После той ночи, конечно, ступил. И правда был уверен, что ты умоляла его мне помочь. Я не верил, что ты на такое способна.

— На что способна? Бороться за свою любовь, Матвей?

— Любовь — это что-то другое. А ты больна.

— Я влюблена.

Каро подходит ближе. Тянется ко мне. Касается щеки. Привстает на цыпочки. Прижимается своими губами к моим.

— Я без тебя не могу. Я тебе без себя не позволю, Матюш. Понимаешь? Мы либо вместе, либо никак. У нас нет выбора. У тебя его нет.

— Тогда не удивляйся потом, почему я трахнул очередную официантку. Я любил другую Карину. Не вот эту суку, что сейчас стоит передо мной.

Каро дергается от слов, словно от удара, и начинает хохотать. Громко, с надрывом.

— Ты все равно мой, — пожимает плечами, впиваясь ногтями в мою щеку, расцарапывая кожу по скуле. — Мой. Я не отпущу. Свадьба будет. Ты моим будешь. Всегда! Слышишь? Если уйдешь сейчас, я позвоню отцу. Я тебя уничтожу. И девку твою уничтожу. Слышишь? Если она еще хоть раз поблизости появится, я ее убью. Это не шутка. Не шутка…