Столько лет в него влюблена, никогда не выходило, а тут вышло бы…
Глупо. Безумно глупо, но надежда последней умирает. Я-то знаю.
— Да, ужасный. Очень плохой день, — бормочу и не могу глаза от него отвести. Смотрю словно под гипнозом. Это сильнее меня. Всегда так было.
Я же его всегда с открытым ртом слушала, что бы он ни говорил. Они с Вадей часто у нас зависали, я их подслушивала или прилипала посидеть рядышком. А сама тайком на Шумакова пялилась. Потом еще и в дневнике заметки по несколько страниц делала о том, как громко сердце рядом с ним билось. Дурочка.
— Все хорошо будет. — Мот аккуратно касается моей ладони, а меня током бьет. У него пальцы теплые и кожа такая мягкая, приятная на ощупь. — Извини.
— Ты меня тоже. И за РиРо не волнуйся, я никогда бы не рассказала. Все понимаю. Так вышло, просто вышло, и все.
Матвей снова кивает. Мы замолкаем, а мои пальцы все еще в его ладони. Тепло и приятно. По коже мурашки ползут от экстаза. Уровень эндорфина зашкаливает. Я краснею и опускаю взгляд.
Смотрю на свои ноги, футболка задралась так высоко, что между бедер виднеется треугольник трусов, тех самых, с котятами. Хочу оттянуть футболку, но своими движениями только привлекаю взгляд Матвея.
Краснею пуще прежнего, если честно. Каро явно во всяком кружеве ходит, а не в хэбэшках с кошками, будто ей лет пять.
Неловкая пауза затягивается. Я нервничаю все сильнее, скоро в глазах потемнеет от стыда. Да, вот так, мне было проще вешаться на чужого парня, чем предстать перед ним же в этом уродстве.
— Мило, — на полном серьезе выдает Шумаков.
Почему я так решила? Возможно, потому, что он не улыбнулся. Не постебался, и на том спасибо, как говорится.
Все-таки оттягиваю футболку вниз и прижимаю пятки к полу, становясь ниже Мота еще на пару сантиметров. Жар достигает такого предела, что на мне спокойно можно поджарить картошку.
— Я поеду, — Матвей выпускает мои пальцы, делает шаг назад, но не отворачивается.
— Хорошо. Передай своей маме большое спасибо за струны. Ира будет очень рада, у нее скоро выступление.
— Передам.
— Каро привет, — брякаю уже по привычке и тут же морщусь. Прикрываю глаза на пару секунд. Это позор. Очередной. — Я провожу, — спохватываюсь и оббегаю Матвея по кругу.
Уже в дверях придерживаю края футболки, чтобы больше не задиралась.
— Пока, — нервно улыбаюсь, глядя, как он переступает порог.
— Пока. — Мот сует руки в карманы джинсов, смотрит мне в глаза зачем-то. — От тебя вкусно пахнет, — прищуривается, будто хочет уловить что-то, что раньше во мне не замечал. Хотя я, вероятно, додумываю.
— От пепельницы? — приподнимаю бровь.
— Несмотря на это, — кивает, а потом хмурится. — От тебя пахнет тобой, — приподнимает уголок губ.
— Что это значит? — привстаю на носочки, все еще находясь под впечатлением от его слов.
Ему нравятся мои духи? Но я не душилась сегодня.
— Не бери в голову…
Шумаков сбегает вниз по лестнице, а я, я закрываю дверь лишь тогда, когда он оказывается на несколько пролетов ниже.
Принюхиваюсь к себе. Улыбаюсь. Снова мурашки.
Облизываю губы и возвращаюсь в ванную. Нужно принять душ, волосы уложить, подкраситься немного. У меня сегодня будет длинный и тяжелый день. Если Арат возьмет в кафе, поиск работы ограничится одним днем, но на смену придется выйти в ту же минуту, как он даст согласие. Если нет, я буду вынуждена скитаться по городу в поисках чего-то другого.
Вариантов на самом деле немного. Не в Москве живем. Население у нас что-то около полумиллиона, подработку по профессии найти нереально, особенно после первого курса. Особенно когда ты учишься на социолога. Факультет управления и социальных коммуникаций, если уж совсем официально. Но в нашем городе после универа-то фиг что найдешь по специальности, а когда только первый курс окончила, и подавно.