– Определённо, охотиться в лабиринте было куда как комфортнее, – проворчала Слеза, счищая с кепки, волос и куртки клочья налипшей паутины вперемешку с иголками. – Грязи, считай, столько же, да ещё и ноги мокрые.

– Зато здесь светло, – буркнул я, тоже избавляясь от налипшей грязи. – И паутина не кислотная.

– Там тоже с факелами нормально было. А кислотных ловушек раз-два и обчёлся, в отличие от лесной паутины.

– Ладно, душу не трави. Всё одно мне теперь туда путь заказан.

– Чего это?..

– Того, мля… Короче, разборка у меня случилась в нашем номере, куда попал после возрождения. Пришлось парочку неприятных типов замочить…

– А поконкретнее?

– Пастуха с Овечкой. Помнишь таких?

– Фига се! А этим-то чё от тебя вдруг понадобилось?

– Дуру-то из себя не строй. Мешок с отрядными трофеями, что мы на пару раздербанили, я из рюкзака Пастуха вынул.

– Во-первых, не ты, а Скальпель…

– Ну, Пастух таких подробностей, слава Стиксу, не знает.

– А во-вторых, ты был членом отряда. И, как последнему выжившему, по закону вся добыча принадлежит тебе.

– Ну, у Пастуха с Овцой по ходу на этот счёт было иное мнение, – хмыкнул я.

– Понятно. Ну, ты их вальнул, и…

– Селёдка стал этому свидетелем, и наехал на меня, требуя объяснений. Душу изливать, как он хотел, я ему не стал и свалил из Малины с волчьим билетом.

– М-да, ситуация… Вообще-то, Рихтовщик, Селёдка, он дед-то вроде бы неплохой. Может, ему-то как раз и стоило душу излить. Дед на Континенте о-го-го сколько пожил. Совет бы дал…

Слеза снова включила наседку, и меня это мигом выбесило.

– Млять! Мы чё сюда пришли? – перебил я подружку. – Дело делать или разговоры разговаривать?

– Да всё-всё, поняла. Не надо на меня так глазищами сверкать… Готов?

– Как грёбаный пионер!

– Да поможет нам Стикс! Погнали…

Слеза произнесла фразу-активатор, ожидаемо обернувшуюся для моего слуха неразборчивым набором звуков, и Лакомый кусочек накрыл окрестный ельник, зазывая всех местных мотыльков к нам на огонёк.

Спустя десять секунд с момента активации дара окружающая поляну чащоба буквально ходуном заходила от откликнувшихся на зов Кусочка тварей. Утреннее безмолвие сменилось яростным треском и хрустом сминаемых заражёнными сучьев и веток.

Удивив подружку, вместо Шпоры я извлёк из инвентаря роскошный лук, ловко закрепил на концах тетиву и наложил извлечённую из притороченного к поясу колчана стрелу.

Первый выскочивший на поляну бегун завалился обратно в ельник, схлопотав арбалетный болт в ощеренную пасть. Пока Слеза по новой отводила рычаг арбалетного взвода, я отоварил стрелой в грудь следующего заагренного бедолагу, выскочившего из кустов в другой части поляны.

Таким переменным отстрелом первые секунд двадцать нам удавалось сдерживать слабый напор одиночных тварей, но когда на поляну одновременно выскочили с разных сторон трое лотерейщиков, мне пришлось сменить оружие и, взмахнув Шпорой, прыгнуть на перехват ближайшего.

Даже не обернувшийся в мою сторону монстр рухнул в траву с наполовину отрезанной башкой. Я тут же рванул наперерез второму и врубил шипастый вращающийся диск в спину проскочившей мимо твари.

Остановить третьего лотерейщика я уже никак не успевал. Посланный Слезой болт вместо глаза вонзился твари в костяной лоб, ничуть не замедлив, а лишь разъярив и без того заагренного на неё монстра, и, перезаряжаясь на ходу, девушке пришлось спасаться бегством от матёрой твари. Подружка заскочила мне за спину, свалив из арбалета бросившегося наперехват бегуна. А я сунул в распахнутую пасть преследовавшей её двухметровой шкафообразной образины окровавленный диск Шпоры, буквально распиливая морду лотерейщика на две части.