Ведь надо себе признаться, перспектива дальнейшего существования довольно мрачная. Что я знаю о месте, в котором я застрял? Немного, но того, что известно, достаточно, чтобы сделать вывод: как минимум один местный стаб – поселение иммунных – платит за уничтоженных атомитов профессиональным охотникам на них… на нас… То есть на меня. Вероятно, они получают вознаграждение в споранах за каждого убитого, иначе зачем бы им было отправляться за триста километров в опасное путешествие, чтобы поохотиться.

О своих бойцовских навыках я никаких иллюзий не питал. Да, я одолел в рукопашном бою трейсера, но ведь таких головорезов, как он, желающих пристрелить меня, много, а я один. Если даже некоторое время я сумею успешно прятаться и выживать, конец всё равно один – меня убьют, если не заражённые, так иммунные, не иммунные, так внешники.

Неизвестно, как глубоко в пучину отчаяния я бы погрузился, если бы из омута безрадостных мыслей меня не выдернул раскат грома.

Нацепив тёмные очки и спрятав лицо, я выбрался на смотровую площадку. То, что вижу перезагрузку, я понял не сразу. Просто ощутил упругий напор ветра, дующего в сторону идеально ровной, как по линейке, отрезанной границы. Постепенно накапливался и всё больше густел туман. Когда его непрозрачная пелена поднялась на приличную высоту, внутри периметра начало сверкать, словно сотня сумасшедших сварных работала дуговой электросваркой в сотне разных мест разом. Это не могло быть ничем иным, кроме как природным явлением, если так можно назвать происходящее в Улье.

Это не могло быть делом рук человека, так как все коммуникации, в том числе и линии энергоснабжения, при перезагрузке обрывает. Даже если нет, перенёсшимся сварщикам, должно быть, не до сварки. По самым грубым прикидкам, девяносто процентов попаданцев в Улей не становятся иммунными. Они стремительно деградируют, их организм меняется, и они становятся теми, кого тут называют «пустышами» или «медляками», и пополняют ряды первой, но не низшей ступени в иерархии заражённых. Дальше они могут либо найти пропитание и начать эволюционировать во всё более больших и опасных тварей, либо деградировать в ползунов и в итоге погибнуть от истощения.

Для заражённых питание очень важно, а так как они ничего, кроме мяса, есть не могут, основой их рациона становятся люди, попавшие в Улей вместе с ними. Иммунным, если они захотят уцелеть, придётся очень крепко задуматься о собственном выживании. И не только задуматься, а предпринять в этом направлении самые решительные шаги.

Сверкание, так похожее на вспышки электросварки, продолжалось минут десять. Несколько раз раскатисто громыхнул гром, но молний видно не было. После этого туман начал медленно рассеиваться – и сразу я не понял, что это уже новый кластер появился на месте прежнего. Из-за тумана очертания домов и улиц, казалось, остались неизменными. Но вот заверещала сирена полицейской машины. Несколько автомобилей принялись гудеть. Раздался визг стиравшихся об асфальт покрышек, звук удара сминаемого металла, посыпалось разбитое стекло: две легковые машины столкнулись. Через несколько секунд до меня донеслись неумелая, но очень энергичная матершина и звуки потасовки. Пару минут спустя завыла сигнализация.

Где-то там, в тумане, всё ещё мчались автомобили, они сигналили и светили фарами. Люди пока не поняли, что происходит вокруг. Правила игры между тем уже кардинально поменялись, но попаданцам об этом не удосужились сообщить.

Туман окончательно развеялся. Люди останавливались и глазели на невиданное и странное зрелище. Вместо привычного района города теперь высился заброшенный маяк, за которым простиралась до горизонта антрацитово–чёрная равнина. Некоторые горожане останавливали машины и снимали происходящее на камеры своих коммуникаторов.