Филиппу этого показалось недостаточно, он резко дёрнул его вниз, продолжая целовать меня. Затем его горячие губы переместились на мою шею и ещё ниже. Он касался моей кожи так нежно, словно крыло бабочки, пока его губы не добрались до вершинок моей груди, и он припал к ней, жадно всасывая розовое навершие. Меня словно пронзило молнией, я едва устояла на ногах!

Одной рукой он поддерживал меня под спину, не давая упасть, а другая завладела моей второй грудью. Он мял её, теребя пальцами, ставшую твёрдой и невероятно чувствительной горошину моей груди. Я даже не заметила, как стала громко стонать от удовольствия.

После этого муж мой освободил меня от юбки и кружева нижнего белья, не тронув только ажурные чулки. Затем он взял меня на руки, и отнёс на кровать.

 Филипп раздевался, не отводя от меня своих чудесных глаз. Какой он красивый! Широкие плечи, рельефный торс, а ниже… ниже огромное орудие его мужественности. Филипп склонился надо мной, и снова поцеловал, и вновь его поцелуи спускались всё ниже, пока одна рука играла с моей грудью, его губы добрались до  животика, а затем и ниже. Он целовал внутреннюю сторону моего бедра, а мне становилось жарко там, между ног. Жарко и очень мокро!

Когда его рука нырнула туда, между ног, я слегка испугалась, и попыталась их свести вместе, но он нажал на горошину моей груди, и моё тело выгнулось дугой, а ноги сами  раздвинулись пошире. Пальцы Филиппа нырнули между влажных лепестков, и стон сам сорвался с моих губ. Он ласкал меня там невероятно мучительно долго, пока мой мир не взорвался сотней золотистых радуг.

Тогда он лёг сверху, и направил своё орудие мужественности  между моих ног, я даже не поняла, как он оказался внутри меня. Сначала было немного больно, всего мгновение, но муж мой начал снова играть с моей грудью, и боль отступила. Филипп  ритмично двигался, и это оказалось невероятно приятно. Мне так не хотелось, чтоб он уходил из меня, это чувство наполненности делало меня  счастливой. Я чувствовала, так и должно быть!  Это и есть любовь! А затем был снова взрыв радуги, сладкая нега после, когда мы лежали рядом, и Филипп положил мою голову к себе на грудь. 

 А потом, ночью, мы делали это ещё раз, и ещё раз утром.  Филипп трогал меня везде, как и говорили сестры Грингольские. К утру я осмелела, и тоже стала его трогать. У него такая гладкая кожа, словно атлас!  А он говорит, что я сладкая, словно ранний персик, и готов меня съесть, даже попытался куснуть меня за бедро. У меня там до сих пор остался след его зубов, хотя когда он кусал, я совсем не почувствовала никакой боли.

Утром мама сказала, что я вся свечусь, и она очень за меня рада.

К вечеру мои родители, и другие гости отбыли из замка. С ними уехали и родители Филиппа, они отправившись на две недели на курорт. Мы остались совершенно одни, не считая нескольких слуг.

 И да! Я совершенно счастлива!»

Я читала эти строки, написанные девушкой, ставшей женщиной, той, которой уже давно нет. Думаю это именно она, изображена на том старом портрете, что я нашла на чердаке, уж больно описание платья совпадает.

Какая она счастливая, эта Оливия. каждая строчка в её дневнике дышит любовью. Читая эти строки, я сама слегка возбудилась. Девушка так красиво описывала занятие любовью со своим мужем, что я невольно ей позавидовала, вспоминая те несколько минут резких движений Сержа, которые он считал супер сексом. Ни тебе прелюдий, ни романтики, так, быстрый перепихон под одеялом, и вот он уже отваливается на бок и храпит. И вдруг поняла, как мне повезло, что он свалил. Потому что любовь, она должна быть такая, как у Оливии и Филиппа!