. И, наконец, отсюда, из Яффы, пророк Иона, обратившись в бегство от лица Господня, сел на корабль и направился в Фарсис[9], на край известной тогда земли. Дальше бежать было некуда. В память о пророке Ионе в городе сооружен памятник Большого кита.

Вечером мы с отцом Андреем еще придем сюда, на берег пророка Ионы. При порывах сильного морского ветра на камнях отслужим ему молебен, а потом соберем на берегу камни и ракушки себе на память.

Неоднократно разрушалась и воссоздавалась в веках Старая Яффа. Египтяне, филистимляне, греки, персы, крестоносцы, турки – кто только не пронесся над этим городом! Но никто не разрушал его маяк. Он был нужен всем. И благодаря ему промыслительно сохранился один дом, к которому мы и направляемся, – дом Симона-кожевника. В этом доме после чуда воскрешения праведной Тавифы жил святой апостол Петр. Здесь было ему дано откровение о приобщении язычников благодати Божией. Нас предупредили: этот дом можно увидеть только снаружи; он охраняется одной армянской семьей – внутрь никого не впускают. Всей группой подходим к этому дому, останавливаемся. По благословению владыки Антония я читаю текст из Деяний апостольских о том, как апостол Петр был призван из Лидды (Луда) в Иоппию (Яффу) на погребение праведной Тавифы и воскресил ее.

И довольно дней пробыл, он в Иоппии у некоторого Симона-кожевника (Деян. 9: 43), – читаю я. И только прозвучало это имя, как вдруг отворяется дверь дома и нас приглашают войти. «Какова сила Слова Божия!» – удивленно восклицает одна паломница. Даже владыка Антоний дивится: сколько раз он здесь бывал, никогда не запускали. Но вот – дверь отворена! И так будет повторяться на Святой Земле не раз, когда при чтении библейского текста о происшедшем на определенном месте событии или при молитве нам будут открываться закрытые двери! Сам Господь милостиво дал нам ключ – Его Слово.

И вот мы, как некогда Петр, поднимаемся по каменной лестнице на верх дома. Вот та плоская крыша, на которую он вышел помолиться около шестого часа (то есть в двенадцать часов, в полдень). И тогда, как ныне, рядом так же плескалось у берега голубое море.

Поднявшись, мы продолжаем чтение. Дочитав до слов о том, как Петр около шестого часа поднялся помолиться, мы глянули на свои часы. И вновь чудо! – на наших часах было 12.10. Значит, именно около шестого (двенадцатого) часа мы, как и Петр, поднялись на эту крышу.

Присутствие Божие и Его милость к нам воспринимались столь явственно, что, когда мы прочитали далее о том, как через троекратное видение четырехконечного полотна с нечистыми животными, которых апостолу Петру велено было вкусить, язычникам отверзлась дверь благодати, я, тронутый всем до глубины души, подошел к владыке и сказал: «Владыко, вот здесь, на этом месте, и мы, потомки Иафета, строителя этого города, были призваны ко спасению!» Именно здесь мы, как ветви дикой маслины языческих народов, были привиты к природной маслине Израиля[10]. Некогда не народ, стали и мы народом Божиим[11].

Это ощущение усугублялось тем, что накануне при поездке в Хеврон через Иерусалим и Вифлеем мы видели воочию ту природную маслину – библейскую Обетованную Землю, Святой Город, правоверных иудеев в их одеяниях, с пейсами и другими отличительными признаками их веры. Здесь впервые вдруг на фоне Иудеи и иудеев ощутились слова о христианстве как о назорейской ереси (секте) (Деян. 24: 5). И это как-то придавливало душу. А на крыше дома Симона-кожевника она расправилась и ликовала – воистину с нами Бог! Эммануил! Господь будто успокаивал нас, вселял веру: и мы теперь Его народ!