Георгий тоже лезет в внешние дела, а надо в внутренние. Я ему уже говорил, надо больше по Спецкомитету заниматься. Тоже надувается.

Вячеслав хочет забрать себе транспорт. Мне же легче, но что он в транспорте понимает. А тоже будет вмешиваться, он дотошный. Хорошо, что дело по отраслям давно налажено, и налажено крепко. Мое дело только контроль и общие задачи на перспективу.

С делами ПГУ все иначе. Завенягин хорошо сказал, что Атомная отрасль отличается от всех других тем, что здесь отсутствует элемент времени. Чего нет того нет. Времени у нас не было раньше, и теперь нет еще больше. Зато результаты есть.

Все мои физики считают, пришло время крепко браться за нашу Сверхбомбу. Сахаров предлагает многослойный заряд. Взрыв многослойного заряда может в 100–1000 раз превосходить взрыв плутониевой бомбы. Сейчас это 15 тысяч тонн тротила. Получается, что можно получить 15 миллионов тонн тротила.

Не верится. Но пишут, что все получится. Срок не менее 2 лет, и надо разворачивать новое производство.

Соберу еще раз всех, надо крепко подумать. А потом докладывать Кобе.

Все, начинаем всерьез работу по водородной Сверхбомбе. Только что решили на Политбюро и Коба сразу подписал Постановление[270]. Срок к маю 1952 г. Делаем два варианта – слойку и трубу[271].

Миллионы тонн тротила. Коба вздохнул, говорит: «Если бы нам эти миллионы девять лет назад.

Товарищ Сталин назначил Булганина своим первым заместителем[272]. И снова новое Бюро в Совмине. Когда Коба отсутствует, председательствовать будет Булганин. А Коба почти всегда отсутствует.

Я ему сказал, что толка от Булганина не будет[273]. Он говорит: «Ты что, сам хочешь? Я говорю: А что, было бы плохо? В войну тянул, не проваливал, а теперь с чего проваливать?

Он говорит: «Ты Бомбу сделай». Я ему говорю: Я одну уже сделал. А он: «Видишь, Трумен распорядился Сверхбомбу сделать. Вот сделают раньше тебя, и сожрут нас. Сбросят на Москву миллион тонн, что тогда делать будем?»

Я говорю, не сбросят. Им еще надо эту бомбу сделать, дело не простое. А он говорит: «Нам тоже надо сделать. Вот сделаешь, тогда посмотрим. А пока пусть Булганин будет. Он много о себе думает, пусть попробует. Мы еще и Маленкова введем в Бюро Президиума Совмина»[274].

Ну, пусть попробует. Все равно тянуть Лаврентию.

Провели беседы с немцами[275]. Две Германии это плохо. По другому поступать мы не могли, если союзники сами пошли на раскол, но теперь надо осторожно. А Пик давит, надо строить социализм. Приходится сдерживать. Помочь им так как Америка западной зоне помогает мы не сможем. Значит, немцы будут туда бежать. Там кусок жирнее. А чем удержать? Танки в мирное время забор плохой.

И отказаться от Германии нельзя, и решить в нашу пользу не можем. Не стоило союзников в Берлин пускать. Но и наша зона была небольшой, если бы не прирезали[276]. И уран нам нужен в Германии. И так х…ево, и так х…ево.

Коба тоже ломает голову.

Работаю в Москве 11 лет, а кажется, прошло 100 лет. А другой раз подумаешь, думаешь – как один день пролетело. И летит. Руки до дружка дневника редко доходят, обхожусь. Пока все идет хорошо, а что идет не хорошо, исправим.

В Корее наступаем[277]. Уступить здесь нельзя, приходится рисковать, потому что связываться с США впрямую опасно. А уступить еще опаснее. Совсем обнаглеют.

Капица снова зудит. Теперь осаждает Георгия[278], меня демонстративно не упоминает, как будто меня нет. Расхваливает, как Георгий им руководил. Да, Георгий уши развешивал, а мне его умничания по х..ю. Пишет, что надо поражать технику пучками частиц большой мощности. Пишет Георгию, как будто Георгий академик. Снова обещает. Георгий адресовал мне, я адресовал Игорю и компании. Пусть смотрят, что там академик изобрел.