— Ты сейчас куда? — спросила Ильзе, приглядываясь к автобусам и маршруткам.

— В центр, к поликлинике. А ты?

— Пробегусь по знакомым. Надо где-то перекантоваться несколько дней. Сунусь на Масляк, там вахтеры по-прежнему на лапу берут.

— Удачи, — пожелала Адель, порадовавшаяся тому, что кремовая не попросилась остаться на ферме — кого-то другого, может быть, и пустила бы. А Ильзе — нет. Трудно объяснить, почему. Душа не лежала.

Они сели в разные автобусы. Адель заплатила за проезд, заняла место у окна, пристроив рюкзак в ногах и усадив Лютика на колени. Сын, притихший рядом с Ильзе, прилип к стеклу и начал болтать, задавая вопросы, не требующие ответа, комментируя увиденное.

— Ой, мам, смотри, кошка! А зачем дяди машине колесо откручивают? Грузовик! Картошка! Смотри, сколько картошки! Часы! Башенка! Остановка! Рыбки, смотри, красные рыбки!

Адель слушала и улыбалась. Радость сына при виде рыбок была неудивительна. Мозаичные остановки — примета Чернотропа — стоили того, чтобы на них полюбоваться. Добрую треть украшал морской орнамент, перекликавшийся с парком Камня-на-Воде, остальные притягивали взор цветами, плодами и разнообразием грибов. Работы Юлиана Громоподобного и его последователей сделали Лисогорское воеводство неповторимым — мозаики на станциях по главной ветке железной дороги, панно на городских зданиях, фонтаны в парках, остановки... Всего не перечесть. Адель привыкла, скользила по потрепанной красоте равнодушным взглядом, а Лютик живо реагировал на яркие пятна, расспрашивал об осьминогах и морских коньках — «мам, а что это такое?» — и восторгался, узнавая фрукты: «Арбуз, смотри, арбуз! А это яблоко!»

«Надо его в парк сводить, — подумала Адель. — День теплый, запасные вещи я взяла, даже если не захочет перекидываться, забрызгается и намокнет — переодену».

Она прислушивалась к себе. Росла, крепла уверенность — пора заканчивать. Полыхнувшее желание покинуть ферму никуда не делось. Вместо факела рдели угли — медленно раскаляясь, выжигая сомнения и мысли о долге и обязательствах.

Вышли возле Главпочтамта. Лютик повертел головой по сторонам, спросил:

— Почта? Или кофе?

«Уже запомнил, — отметила Адель. — И это тоже сигнал. Пора».

— Кофе, — ответила она, закидывая рюкзак на плечо. — А тебе что купить? Газировку? Будешь пирожное?

— Картошку, — подумав, выбрал Лютик.

— Договорились.

В кафе их встретили приветливо. Адель сделала заказ: «Пирожное «Картошка», газированная вода «Тархун», чашка кофе», сводила Лютика помыть руки и усадила за самый дальний стол, скрытый огромными пальмами в кадках. Получив заказанное, она вытащила из рюкзака конверт. Лесные братья заклеивали письма кое-как — достаточно было пара от чашки кофе, чтобы дешевая бумага пошла волнами. Адель осторожно подцепила край, вытащила записку, внимательно прочла и запомнила. На этот раз командиры полевых отрядов заказывали немного взрывчатки и хотели купить детали для самодельных минометов — значит, где-то еще остались снаряды, украденные с военного склада в позапрошлом году. Или произошло еще одно хищение. Впрок бы не покупали, это не их манера. Обмен товара на деньги предлагали совершить в море, выбрав точку между Медовиком и Буклином. Такое уже случалось — в первый год после рождения Лютика. Потом и взрывчатку, и детали на ферму доставляли посредники, медведи-пещерники. Что заставило лесных братьев отказаться от удобной схемы? Возможно, безденежье, экономия на услугах дорогостоящих посредников. Или же недоверие к Адели.

Она не могла объяснить даже самой себе, почему она постоянно ищет признаки, что её вот-вот обвинят в предательстве. Ничего необычного не происходило, ничто не предвещало... а точил и точил червячок. Накопилось? Или случилось какое-то событие, которое она запомнила, но неправильно истолковала, и теперь эта ошибка пыталась напомнить о себе приступами беспокойства?