Мысли о том, что известный профессор будет заниматься всякими глупыми сказками, я отбросила сразу. Но дело было даже не в том, что сам по себе факт был любопытен. Дело было в другом. Отчего после прочтения этой части дневника мой муж так встревожился? И это сейчас было главным моим вопросом. Я внимательно посмотрела на Игоря и спросила:

– Это все славно, но не объясняет, что тебя в этом так встревожило. Я же вижу. Ты обеспокоен. Не просто взволнован, что читаешь дневник отца, или самой, пускай и не совсем обычной информацией. А именно что, обеспокоен. Смею предположить, что тебя взволновал не сам факт, что твой отец слегка увлекся … – Я запнулась, думая, какое бы слово следовало употребить, чтобы это не выглядело грубым. Ну, что-то вроде «увлекся всякой фигней», явно тут не подходило. Слово нашлось, и я продолжила: – Я хотела сказать, что не из-за того же, что твой отец слегка увлекся некоторой мистикой, ты выглядишь несколько обеспокоенным, если не сказать, встревоженным?

Игорь грустно усмехнулся, тяжело вздохнул, и, покаянным голосом, проговорил:

– Ты права… Не из-за этого. – Ему, почему-то, было трудно говорить. Складывалось ощущение, что каждое слово он, в буквальном смысле, выдавливал из себя.

И я решила немного облегчить ему жизнь. Накрыв его руку своей ладонью, тихо проговорила:

– Давай, я тебе скажу, что тебя тревожит. А если я ошибаюсь, то ты поправишь меня, ладно?

Игорь грустно усмехнулся:

– Хорошо… давай попробуем…

Я заговорила тихо, глядя с нежностью на мужа:

– Во-первых, ты, взявшись за этот дневник, всколыхнул свою память. И для тебя это очень болезненные воспоминания. А, во-вторых, ты уже предвидишь какую-то тайну, которую раскроет перед тобой дневник отца. Ну, или, по крайней мере, приоткроет, так сказать, завесу этой самой тайны. И это будет означать, что МЫ…, – я особой интонацией подчеркнула это самое «мы», и продолжила: – … вновь встрянем с тобой в какую-то историю. А мы еще от предыдущих приключений не до конца отошли. Но, при этом, ты прекрасно понимаешь, что не влезть во все это ты просто не сможешь. Уж слишком тесно все переплетено: прошлое, настоящее, а главное, будущее. К тому же, ты уверен, что, коли полезешь ты, то полезу и я. Именно поэтому, это тебя так беспокоит. Я права?

Игорь поднял на меня взгляд и как-то вымученно улыбнулся.

– Прозорливица ты моя… Мысли читаешь?

Я со вздохом покачала головой.

– Мне незачем читать твои мысли. Просто я хорошо тебя знаю. А зная первопричину легко сделать все остальные выводы. Не более того. – Помолчав несколько секунд, я решительно проговорила: – Послушай… Выкинь все эти мысли о том, что, мол ты меня куда-то там втягиваешь и прочую чушь! Уж кому, как не тебе, известно, что просто так ничего не бывает. Ведь не зря бытует в нашем народе пословица, что судьбу на кривой кобыле не объедешь. Мы слишком многое пережили вместе, и слишком многое знаем. А при таком раскладе, о спокойной и беззаботной жизни приходится забыть. Так что… Мы идем тем путем, который сами выбрали… – Игорь было хотел возразить, и уже даже воздуху в грудь набрал, чтобы высказать свое несогласие. Но я отмахнулась: – Да перестань, Игорь… Ты сейчас хочешь сказать, что не мы влезли, а нас впихнули. Глупости это все! У нас был выбор. Он всегда есть! Мы вполне могли уехать отсюда куда подальше и начать все, как говорится, заново, с чистого листа, сделав вид, что ничего не было. Но ты ведь прекрасно понимаешь, что двери сами по себе, ни с того, ни с сего, не открываются, если в них не постучаться. И то, что мы до сих пор здесь, говорит о том, что свой выбор мы сделали. И отсидеться в сторонке у нас уже не получится. И не потому, что нам кто-то там не даст вести слепоглухонемой образ жизни. Потому что мы сами уже так не сможем. В этом наша суть, и мы ей не изменяем. Вот и все. Так что, перестань терзаться, и прочитай дневник твоего отца до конца. А уж после, мы вместе подумаем, что с этим делать. – И закончила чуть насмешливо: – И потом, ни ты, ни я на роль страусов не годимся, хотя, не скрою, порою, желание затолкать голову в песок бывает очень сильным.