На море на Океане, на острове на Буяне, стоит дуб ни наг, ни одет. Под дубом сидят тридевять три девицы, колят камку иглами булатными. Вы, девицы красные: гнется ли ваш булат? Нет! Наш булат не гнется. Ты, руда, уймись, остановись, прекратись. Слово мое крепко!

Летит ворон без крыл, без ног, садится ворон к рабу такому-то на главу и на плечо. Ворон сидит, посиживает, рану потачивает. Ты, ворон, рану не клюй, ты, руда, из раны не беги. Идет старец, всем ставец, несет печать. Ты, старец, остановись, ты, ворон, не каркай, ты, руда, не капни. Крови не хаживать, телу не баливать. Пух земля, одна семья. Будь по-моему!

На горах Афонских стоит дуб мокрецкой, под тем дубом сидят тринадесять старцев с старцем Пафнутием. Идут к ним двенадесять девиц простоволосых, простопоясых. И рече старец Пафнутий, с тремянадесять старцами: кто сии к нам идоша? И рече ему двенадесять девицы: есмь мы царя Ирода дщери, идем на весь мир кости знобить, тело мучить. И рече старец Пафнутий своим старцам: Зломите по три прута, тем станем их бити по три зари утренних, по три зари вечерних. Взмолишась двенадесять дев к тринадесять старцам с старцем Пафнутием. И не почто же бысть их мольба. И начаша их старцы бити, глаголя: Ой вы еси двенадесять девицы! Будьте вы трясуницы, водяницы, расслабленные, и живите на воде студенице, в мир не ходите, кости не знобите, тела не мучьте. Побегоша двенадесять девиц к воде студенице, трясуницами, водяницами, расслабленными.

Заговариваю я раба, такого-то, от иссушения лихорадки. Будьте вы прокляты двенадесять девиц в тартарары! отыдите от раба, такого-то, в леса темные, на древа сухие[23].

Еду на гору высокую, далекую, по облакам, по водам, а на горе высокой стоит терем боярский, а во тереме боярском сидит зазноба, красная девица. Ты девица, зазноба молодеческая, иду за тебя во рать на супостатов моих, врагов-злодеев. Вынь ты, девица, отеческий меч-кладенец; достань ты, девица, панцирь дедовской; отомкни ты, девица, шлем богатырский; отопри ты, девица, коня ворона. Мне, меч-кладенец, будь другом, мне, панцирь дедовский, будь родным братом, мне, шлем богатырский, будь венцом обручальным, мне, конь вороной, будь удалым молодцом. Выди ты, девица, во чисто поле, а во чистом поле стоит рать могучая, а в рати оружий нет сметы. Закрой ты, девица, меня своей фатой: от силы вражей, от пищали, от стрел, от борца, от кулачного бойца, от ратоборца, от дерева русского и заморского: от дуба, от вяза, от клена, от ясеня, от ели, от рябины, от полена длинного, не длинного четвертинного, от липы, от жимолости, от ивы, от сосны, от яблони, от курослепу, от орешины, от можжевельника, от сена, от соломы, от кости, от железа, от уклада, от стали, от меди красной, зеленой, проволоки, от серебра, от золота, от птичьего пера, от неверных людей: нагайских, немецких, мордвы, татар, башкирцев, калмыков, гулянцов, бухарцов, кобытей, вовулов, бумирцов, турченинов, якутов, лунасов, черемисов, вотяков, либанов, китайских людей.

Вы, дерева, от меня раба, такого-то, воротитесь; вы, железо, и медь, и сталь, и злато, отлетайте; вы, люди неверные, отбегайте. А буде я ворочусь по живу и по здорову, ино буду красна-девица тобою похвалятися, своею молодеческою поступью выказыватися. Твоя фата крепка, как камень горюч Алатырь; моя молодеческая поступь сильна, как вода мельничная. Дух духом, всех пинком, нет никого, я один, по живу, по здорову.