Я не уполномочен говорить от имени еврейства; возможно, на эти темы я еще ни словом не перекинулся ни с одним евреем; но это умолчание часто юридического характера: на самом деле, ничто во мне так не живо, как эта уверенность, что если существует нечто, объединяющее евреев всего мира, так это вот эта великая, возвышенная ненависть.

Я думаю, я должен уточниться от того, чтобы указать научные основания, например, исторические или психологические. Я ощущаю эту ненависть, эту ненависть против чего-то безличного, неухатываемого, как часть моей натуры, созревшую во мне, за развитие и рост которой я должен считать ответственным какой-то закон природы. Ибо это кажется мне ядром человеческого существа – осознать свою природу и стоять за нее.

Нас считают опасностью для Германии. Конечно, это так, это столь же достоверно, как и то, что немецкий дух – опасность для еврейского. Но можно ли от нас требовать, чтобы мы покончили самоубийством? В истине, что сильное еврейство опасно для всего нееврейского, никто не может сомневаться. Все попытки определенных еврейских кругов доказать обратное столь же трусливы, сколь и комичны! Но еще более странно выглядит, когда неевреи совершенно серьезно обращаются к нам с требованием отказаться от нашей естественной ненависти и ожидают от нас сдержанности, скромности и смирения».

Это, конечно, изолированное мнение. Но оно интересно как крайнее проявление разочарования в пути ассимиляции. Гораздо шире то же умонастроение проявилось в движении сионизма – стремления создать свое, еврейское государство. Хотя идея возвращения в Палестину всегда бытовала в иудаизме, новое, всемирное движение создал Теодор (Вениамин Зев) Герцль. Он сам принадлежал как раз к типу ассимилированного еврея, был венским журналистом. Но во время дебатов по поводу «дела Дрейфуса» был парижским корреспондентом австрийской газеты «Нейе фрейе прессе», и увиденное им произвело переворот в его мировоззрении. В своей программной книге «Еврейское государство» он доказывает, что евреям никогда не удается стать органичной частью европейского общества и единственный для них здоровый выход – создать собственное государство и жить, как другие народы. Он пишет:

«Никто не станет отрицать бедственное положение евреев. Во всех странах, где они живут в значительном числе, их преследуют в большей или меньшей степени. Народы, среди которых мы живем, все вместе и каждый в отдельности – явные или скрытые антисемиты. После кратких периодов терпимости вражда против нас каждый раз снова просыпается.

С одной стороны, идет наша пролетаризация и обращение в революционеров, мы поставляем унтер-офицеров всех партий переворота, а с другой стороны, сверху, растет наша колоссальная денежная сила. Пусть нам дадут суверенитет над известным пространством земной поверхности, достаточным для удовлетворения справедливых потребностей нашего народа, обо всем остальном мы уже сами позаботимся».

Подходящим местом для такого государства он считал Палестину, но как возможный вариант рассматривал Аргентину или Уганду. Движение получило широкую поддержку и стало всемирным. 1-й международный сионистский конгресс собрался в 1897 г. в Базеле, 2-й – там же в 1898 г. До Первой мировой войны уже состоялось 11 таких конгрессов. В 1897 г. была создана Всемирная сионистская организация. Впрочем, уже с самого начала наметились разные формулировки целей движения. Так, влиятельный идеолог сионизма Ахад-Хаам (Гинцберг) писал:

«Неужели мы столько выстрадали… только затем, чтобы в конце концов основать крохотное государство? (…) Необходимо создать в Сионе духовный центр, который объединил бы духовными узами рассеянный народ. Для этого достаточно, если в Палестину переместится незначительная часть еврейского народа, хотя бы только один его процент…