Человек всегда имеет известные основания не доверять каждому случайному собеседнику и не раскрывать свою душу первому встречному. Недоступность личной души другим людям есть великое благо, данное нам от природы; и если бы это благо было отнято у нас, то мы все наверное возненавидели бы друг друга или сошли бы с ума. Политическая борьба покоится прежде всего на умении доверять кому надо и не доверять кому не надо. Зоркое и верное распознавание людей есть азбука политики; и человек, раза два крепко обманувшийся в людях, напр<имер>, поверивший предателю или упустивший верного и сильного союзника, должен признать свое политическое неумение и отойти от дел для предварительной подготовки (если она ему вообще доступна).

Человек, желающий заниматься политикой, должен выработать в себе прежде всего силу воли.

Прежде всего – силу воли; ибо она нужна не только для того, чтобы действовать, но уже для того, чтобы подготовить себя к будущей политической деятельности.

Политика есть вообще дело воли, так, как искусство есть дело чувства и воображения, а наука – дело мысли и наблюдения. Людям нерешительным, колеблющимся, робким, склонным к рефлексии и самоглоданию – лучше воздерживаться от политической деятельности за отсутствием у них соответствующего органа. И всюду, где такие люди, поддаваясь тщеславию и честолюбию, вмешиваются в политику, – они приносят обычно много вреда. При этом волю отнюдь не следует смешивать с порывистой эмоциональностью, с истерической крикливостью и суетливостью или с хитрой и изворотливой пролазливостью. Признаки волевого человека надо раз навсегда продумать и усвоить, с тем чтобы проверить ими сначала себя самого, а потом уверенно распознавать других.

О чем бы ни шла речь, каково бы ни было жизненное положение, волевой человек успокаивается только тогда, когда в его душе сложится ответ на вопрос: как дальше быть? что дальше делать? Ему мало понять то, что есть; ему неинтересно вообразить то, что могло бы быть; ему часто некогда почувствовать, кто и что «переживает» или «переживал», ему мало сообразить, что «должно» бы было быть в прошлом. Он смотрит в будущее; и не для того, чтобы только предвидеть его, а для того, чтобы решить, где и в чем он сам повлияет на него. Он всегда занят тем, чтобы повлиять на будущее, изменить его, заставить его быть таким, а не другим. Он не любит того, что ему дано; он всегда ищет того, что задано; и особенно любит то, что он сам сделает, что он совершит. И в малом, и в большом – он заряжен всегда своим будущим действием.

Волевой человек чувствует в самом себе некую движущую силу; и поэтому ему естественно рассматривать все жизненные вопросы с точки зрения силовой. Жить значит для него бороться и одолевать. Одолеть – значит собирать силы для нового одоления. Борьба не утомляет его. Без борьбы он томится и тоскует; она ему как бы «причитается» в жизни; и если ее нет, то он заменяет ее какими-нибудь внутренними, душевными или духовными заданиями, усилиями и одолениями.

Волевой человек упорядочивает. Но не тем, что приводит в состояние покоя; он упорядочивает движение и в движении. Покой гнетет его. Ему нужен не мыслимый порядок (логика), и не созерцаемый порядок (геометрия), а творимый порядок; и притом – творимый им самим. Ему важно двигать, давать меру, творить форму, распоряжаться и организовывать. Ему нужна власть; и это естественно: потому что он и