– А зачем тебе оружие? – беспокойно посмотрел на него Иван Степаныч, видимо, о чём-то догадываясь. – Мы тут не воюем. Ни к чему нам это.

Воронцов больше на эту тему не заговаривал. Но старик продолжал поглядывать на него настороженным глазом и, наконец, спросил:

– Видел кого?

– Видел. На рассвете сегодня. Четверых с автоматами. Пятый, видимо, в кустах сидел, наблюдал. Один из них фляжки водой наполнял. Может, две, а может, три. На всю братву. Но то, что не одну, – точно.

– Германцы? Или Красная армия?

– Камуфляжи немецкие. Автоматы тоже.

– Тогда, Сашок, вот что, – Иван Степаныч перекинул на полок вожжи и кивнул на сенной сарай. – Автомат лежит вверху, справа от лестницы, на жердях. К нему два запасных рожка. Пелагеин автомат. Она с ним пришла. Оставайся на хуторе. Покарауль. Дети пускай дома посидят. В лес их не отпускайте. Я один поеду. Но стрельбу тут не начинай. Если что, уводи в лес. К вырубкам. А там я вас встрену. Там сообразим, как дальше быть. Но ты поосторожнее, может, это мужик к Анюше пришёл. Проведать её. Пеши были? Или на лошадях?

– Лошадей не видел.

– Ну, может, он и есть.

Воронцов поднялся по лестнице на верх сенника, пощупал на жердях. Под клоком сена действительно лежал немецкий автомат. Он нащупал его холодную ребристую рукоятку и потянул на себя. Автомат был разряжен. Там же, на жердях под сеном, он нашёл брезентовый подсумок с двумя полными и одним полупустым рожком.

То, что это был автомат Пелагеи и что она последней держала его в руках, старательно укладывала в подсумок запасные магазины, застёгивала клапана, – эта мысль мгновенной дрожью охватила Воронцова. Он даже понюхал брезент, словно стараясь уловить запах её рук. Но плотная материя пахла металлом и сеном. Ничего от Пелагеи здесь не осталось. Разве что аккуратно застёгнутые клапаны подсумка.

Младший лейтенант Нелюбин открыл глаза и увидел, что по груди его, по разодранной гимнастёрке, ползёт божья коровка. Старательно семенит лёгкими, хрупкими лапками, спеша куда-то по своим делам, осторожно перебирается через мухры разорванных осколками ниток, через комочки земли и обрывки травы. Глянцевито поблёскивает на солнце её оранжевая в чёрных точках спинка. И вся она, удивительно опрятная, нездешняя, как пулька от новенького автоматного патрона, показалась ему видением. Куда ж это она трапится, подумал младший лейтенант Нелюбин. Но тут же сознание вернуло ему то, что произошло несколько минут назад. Он приподнял голову. Снаряд разорвался левее, на взгорочке. Ещё дымились лохматые комья земли вокруг небольшой продолговатой воронки. И прямо возле неё виднелись чьи-то ботинки и автомат с оборванным ремнём и без диска. Нелюбин узнал этот автомат. Узнал и ботинки, ладно, со знанием дела подбитые медными подковками, выточенными из затыльника снарядной гильзы. Сержант Григорьев, командир первого отделения. А где взвод? Взвод, видимо, отошёл. Откатился назад. Как и вчера трижды. Каждый раз с большими потерями. С такими же вот ботинками, раскиданными взрывами возле свежих воронок… С божьими коровками…

Ротный гнал их на высотку. Проклятая, обмотанная колючей проволокой в несколько рядов, напичканная пулемётами и миномётами, она дыбилась впереди двумя пологими холмами, за которыми виднелся ещё один, более высокий, почти обрывистый, откуда и вели огонь пулемёты. Там немцы обжились основательно, отрыв блиндажи, отсечные линии траншей и окопов в глубине. Туда они отходили в случае артналётов, а потом так же быстро занимали передовую линию и встречали атакующих огнём. Там они имели не только миномёты, но и «скрипачи», и полевые гаубицы, и противотанковые орудия. И наши танки теперь сюда вряд ли сунутся. Три дня назад сунулись. Полезли, ёктыть, в лоб, напролом, без разведки. Как всегда. И сразу же попали под огонь противотанковой батареи. Правда, польза от их атаки всё же была: порвали проволочные заграждения, растащили столбы и колья по всей лощине и по взгорью. Там, на подъёме, их и начали бить болванками и фугасами. Один, лёгкий, выгоревший, со сбитой башней и закопченными бортами, до сих пор стоял в лощинке перед траншеей взвода. Два других тракторами ночью успели отбуксировать в тыл. Подвели тросы и утянули. Это была единственная атака роты с танковым усилением. Ротный материл танкистов и артиллеристов, которые не подавили огневые точки, хотя за несколько часов до начала атаки командиры стрелковых взводов отметили на карте все пулемёты, а также направления, откуда бьют орудия и миномёты. То ли боги войны пожалели снарядов, то ли снарядов у них не было вовсе, но артподготовка оказалась жидкой. И танки немцы пожгли в первые же минуты боя.