Не смея заступиться за него во время следствия и суда, Екатерина, говорят, молила государя о пощаде Матрены Балк, сестры несчастного Монса. Разгневанный Петр ударом кулака разбил большое венецианское зеркало. «Видишь, – сказал он жене, – одного удара достаточно было, чтобы разбить эту драгоценность: одного слова будет довольно, чтоб обратить тебя в прах, из которого я тебя возвысил». Нежная супруга сия, повествует Голиков, с умилительным прискорбием взглянув на великого монарха, отвечала: «Вы разбили прекрасное украшение своего дворца – неужели вы думаете, что дворец станет от этого лучше?»

Говорят также, что отрубленную голову Монса государь приказал положить в спирт и поставить сначала ее в кабинет императрицы, а потом отдал на сохранение в академический музей вместе с хранившеюся уже там другой прекрасной отрубленной головой – девицы Гамильтон, о которой будет рассказано в своем месте.

Рассказывают при этом, что государь хотел наказать и Екатерину, но только Толстой и Остерман остановили разгневанного монарха: они представили ему, что если Екатерину постигнет бесславная смерть, то бесславие это падет и на дочерей государя, ни в чем не повинных великих княжон, и бедные девушки не найдут женихов. Прибавляют к этому, что Петр хотел будто бы лишить жизни и своих неповинных дочерей, но ходившая за ними француженка-гувернантка спасла своих воспитанниц, спрятавшись с ними в момент гнева государя под стол.

К числу бездоказательных добавлений к этим событиям принадлежит и то, будто бы Екатерина за смерть Монса заплатила Петру отравой, в чем ей помог Меншиков. Ясно, что это сказки, результат тогдашних догадок, перешептываний: всякий недознанный факт родит миф и легенду.

Что касается лично Матрены Балк, то легенда присовокупляет, что женщина эта молила царя о пощаде, напоминала ему о его первой, молодой любви к покойной сестре ее – и Петр будто бы обнял ее, поцеловал, но не простил. «Прощение не в моей власти», – сказал монарх; однако же смягчил жестокость публичной казни, повелев дать сестре Анны Монс вместо десяти ударов кнутом пять.

В основе своей и эти легенды имеют долю правды; но подробности – более чем сомнительны.

Через два месяца после этой катастрофы государь умирает: более чем вероятно, что глубокое огорчение, причиненное ему Монсами, свело в могилу этого великана русской земли раньше срока, положенного ему его железной, не знавшей устали натурой.

На престол вступает императрица Екатерина Первая.

Еще тело императора стояло во дворце, еще только возвещалось по улицам и площадям созданной им столицы о предстоящем церемониале его погребения, а Екатерина, говорит новейший исследователь этой эпохи на основании архивных документов, изрекла милостивое прощение бывшей своей довереннейшей подруге Матрене Балк и всем пострадавшим по ее делу.

Прощение изрекалось в такой форме: «Ради поминовения блаженныя и вечно достойныя памяти его императорского величества и для своего многолетняго здравия: Матрену Балкшу не ссылать в Сибирь, как было определено по делам вышняго суда, но вернуть из дороги и быть ей в Москве».

Ее воротили с дороги.

Москва, немецкая слобода, место родины, место детских игр с покойной сестрой Анной, место первого знакомства с великим царем, тоже покойником, – вот что нашла Матрена Балк вместо далекого и холодного Тобольска. Она была уже стара: не много лет оставалось ей прожить в довольстве и счастии, что едва ли совместимо со жгучими воспоминаниями о пережитой жизни, о прекрасной голове брата, взоткнутой на шест, о чахоточной сестре, съеденной этою самою жгучею жизнью.