Мотив пути-испытания со своими антагонистами и помощниками лежит в основе любого сказочного сюжета. Несмотря на различие «декораций», маршрут неизменен: мир живых (точка отправления, «подготовка» по Чернышеву) – мир мертвых («путь») – мир живых («возвращение» в новом качестве). В. Я. Пропп демонстрирует это на примере двух царств: того, куда слушатель попадает в зачине сказки («В некотором царстве, в некотором государстве»), и того, куда герой вынужден отправиться «за тридевять земель».

При этом «виновником» или «заказчиком» путешествия может выступать представитель любого из указанных миров (девушка отправляется «на тот свет» к бабе-яге по приказу мачехи, Иван-царевич совершает свое странствие, чтобы вызволить Марью Моревну или Царевну-лягушку из царства Кощеева).

В. Н. Люсин соотносит этот маршрут с определенным «сценарием успеха». Ведь героиня, которая занимает центральное место в истории, страдает, странствует по белу свету, совершает то подвиги, то ошибки, сражается и выживает, достойна награды. Для персонажа-мужчины это, как правило, прекрасная невеста, а заодно полцарства с перспективой престолонаследия или хотя бы богатые подарки. Героини, кажется, скромнее: им достаточно замужества; правда, выйти им предстоит порой за неожиданного, но наиболее достойного кандидата.

Героини русских народных сказок занимают прочные позиции «хороших» или «плохих» и действуют по активному или пассивному сценарию успеха. «Хорошие активные» представлены образами героинь-воительниц и спасительниц; к «хорошим пассивным» относятся угнетенные «девы в беде». Отрицательные героини (злодейки) как движущая сила сюжета традиционно занимают активную позицию.

Чтобы создать достаточно полные портреты женских архетипов, рассмотрим их с психологической, мифологической, социально-исторической и нравственно-этической точек зрения.

Уже в дошкольном возрасте ребенок идентифицирует себя с персонажем: принимает или не принимает его позицию, оправдывает или осуждает действия, оценивает ситуацию, мотивы, испытания, «примеряет», в том числе гендерные, модели поведения, усваивает морально-этические нормы и здоровые реакции на то или иное событие (гнев, торжество, чувство вины, правоты и т. д.), формируя таким образом собственную субъектность (А. В. Бездидько, М. Киммел и Э. Берн).

Не менее важна подобная самоидентификация и в зрелом возрасте: «грамотно проживая [архетипическую последовательность событий] человек приобретает духовный опыт и силу» (Т. Д. Зинкевич-Евстигнеева). Сопоставление в этом случае касается в первую очередь психологической грани архетипа.

К. Г. Юнг рассматривал сказки «в качестве спонтанных высказываний бессознательного о самом себе». Сам он признавал бесконечное число архетипов, однако впоследствии К. Пирсон и Х. Марр сократили их до двенадцати наиболее показательных образов. Некоторые из них успешно коррелируют со сказочными образами[1].

Архетип Воина (в нашем случае Воительницы) отличается эмоциональной устойчивостью, решительностью, практичностью, смелостью; героиня «стремится к порядку и не может поступать иначе по своим убеждениям». Для нее важно «проявлять лидерство, стремиться во всем добраться до сути», при этом отмечается нетерпимость «к любым ограничениям» и «жизненное кредо – „Честь превыше всего“». А. В. Чернышев помещает Воительницу на пересечении осей «Риск и мастерство» и «Подготовка (архетип семьи)».

Все героини этого типа «хорошие и активные», хотя на первый взгляд не слишком похожи. Это и пленившая Кощея «амазонка» Марья Моревны», и волшебница Елена Премудрая, сурово испытывающая солдата, и дочь Морского царя, которая помогает герою выполнить все задания, а затем вернуться к родным. Это и девочка, вызволяющая братца из плена бабы-яги («Гуси-лебеди»), и целый сонм царевен, обладающих тайными знаниями («Царевна-лягушка», «Царевна-змея» и другие).