– Эльвира Валерьевна, попейте с нами чаю, – вежливо предложила она.
– Спасибо, Анечка, в другой раз. Передай маме, что я довольна Виталиком. Стихи он выучил хорошо.
Аня кивнула. Виталька засмущался, как пятилетний ребенок, закривлялся, схватил сумку учительницы, лежавшую на стиральной машине, и вцепился в нее, как делал это обычно. Брат был почти одного роста с Эльвирой. Учительница сделала вид, что ничего не замечает, и посмотрела на Аню.
– Идешь на ассамблею?
– Да.
– Ваши хореографы просто энтузиасты, – похвалила Эльвира. – Ни в одной школе города нет такого. – И добавила: – Ты прекрасно выглядишь.
– А я? – встрял Виталька. – Я тебе нравлюсь?
Аня глянула на брата. Скорее всего он сейчас затеет свою обычную возню с сумкой. Всякий раз, когда Эльвира собирается уходить, он начинает эти дурацкие игры с ее вещами. Прошлый вторник она так и ушла без зонта. Мама потом бегала относить его и извиняться. Говорила, дескать, Виталька обожает Эльвиру и поэтому не хочет расставаться с ее вещами. Маме бывает неудобно за него. Бабушка же говорит, что учительница получает за это зарплату и прекрасно осведомлена, что ребенок болен.
Возможно, Эльвире не нравится поведение Витальки, но она этого не показывает и не перестает ходить к ним. А вот девочки…
– Виталька, сейчас же отдай сумку Эльвире Валерьевне, – твердо произнесла Аня и потянула брата за руку. Учительница натянуто улыбалась.
– А пусть не уходит, пусть чай с нами пьет!
– Виталька!
Но брат уже принялся носиться с сумкой по комнате, перепрыгивая с кресла на кресло, на диван и снова на кресло.
Анино праздничное настроение покачнулось. Она с чувством стыда и полнейшего бессилия взглянула на учительницу.
– Эльвирочка, не уходи! – повторял Виталька, размахивая сумкой.
– Ты не опаздываешь? – поинтересовалась учительница у Ани, делая вид, что Виталькина выходка ее ничуть не смущает.
Не сказать, чтобы Аня очень уж обожала училку брата, но порой бывала очень признательна той за такт.
– Время еще есть, – отозвалась она. – За мной девочки зайдут.
– Тогда давай пить чай.
Аня повела Эльвиру на кухню. Не успела она налить в чайник воды, как в комнате что-то загремело, и раздался тонкий вой Витальки.
Аня и Эльвира бросились в комнату. Виталька промахнулся и грохнулся рядом с креслом, сбив коленкой стул. Падая, он задел Анино платье, и оно накрыло его, ударив по голове вешалкой.
– Ушибся? – спросила Эльвира, хватая с кресла свою измученную сумку.
Тот продолжал подвывать, не реагируя на вопрос.
– Ну, я пойду, – бросила учительница и шмыгнула к двери.
– Я уронил твое платье… – тоненьким голоском пискнул Виталька, не глядя на сестру. В его голосе дрожал неподдельный испуг.
Аня молча подняла платье и положила на диван.
– Оно не помялось, Виталька. Вставай.
– Я уронил его! Я не хотел. Ты не будешь плакать, Анька? Оно не порвалось?
Аня чувствовала, как от хорошего настроения не остается и следа. Было уже половина пятого. С минуты на минуту за ней должны зайти девочки, а у брата, кажется, начинается истерика.
Аня хорошо знает, как это бывает у него: буйство мгновенно переходит в слезы, а безудержные рыдания могут закончиться приступом. Страшным приступом эпилепсии. А дома никого нет. Что она будет делать? Почему мама до сих пор не пришла? Обещала же прийти с работы в четыре, чтобы успеть нарядить дочь и поправить прическу, и, как обычно, не сдержала обещания! Никому, совершенно никому нет дела до нее, до ее переживаний, она совсем одна! Маме важно лишь, чтобы она, Аня, хорошо училась, больше ничего ее не интересует!