– Что ты сказала? – тихо переспросил он.

– Я тебя не люблю.

– И когда ты это поняла?

– Сегодня.

– Надеешься выйти там за миллионера? Витька Пашкин тебе маловат стал, да?

Катя отхлебнула холодного чая.

– Думаю, что вообще не буду выходить замуж, – спокойно ответила Катя.

– Действительно, зачем тебе? Ты теперь богатая у нас. Капиталистка. Вот когда ты на зарплату бюджетную перебивалась, тогда – да! Как ты Витьку Пашкина встречала? Висла на нем как на звезде какой. А когда я шубу тебе подарил, помнишь? Ты с меня всю ночь не слазила! Шубой укрывались. А кто тебя десять лет «мишками» кормил? Не думал я, что ты такой сукой окажешься!

Катя достала новую сигарету и закурила.

– Наследство здесь ни при чем, – сказала она.

– Тогда что же? Новая любовь? – зло спросил Виктор. Он входил в раж. Если он сейчас узнает имя соперника – тому не жить. Это однозначно.

– У меня никого нет, – все так же спокойно ответила Катя, выпуская дым.

Пашкину показалось: она не врет. Он уставился на нее, не в силах оторвать глаз. Какая она сейчас! Прямая, отрешенная, равнодушная. Какая-то далекая, почти нереальная в клубах сигаретного дыма. Она вдруг перестала быть маленькой влюбленной девочкой. Она стала женщиной, причем женщиной совсем ему незнакомой.

У нее появилась тайна. Сторона жизни, о которой он ничего не знал. Когда с ней произошло это превращение? Еще три месяца назад она была его зеркалом, его верной любящей Катькой, Котенком… Что же могло произойти за то время, которое он провел с Лилей в Сочи? Зачем он потащился в этот Сочи, идиот! Нужно было пасти ее, лелеять, как редкое растение, ползать вокруг нее на коленях. Глаз не спускать! Дорого бы сейчас заплатил Пашкин за ее секрет, пусть даже тот выеденного яйца не стоит.

…Ее глаза были похожи на дождь и на дым одновременно. На миг ему показалось, что она забыла о том, что он рядом с ней в комнате.

– О чем ты думаешь сейчас? – резко спросил Пашкин, стремясь зафиксировать тот момент, когда она очнется от своих мыслей и осознает его вопрос. Он надеялся, что выражение глаз подскажет хоть что-то, выдаст Катьку. Но ничего в ее глазах не мелькнуло. Она по-прежнему смотрела в окно. А потом невзрачно произнесла:

– Я думаю о том, что наша с тобой дочь могла бы ходить в школу. Во второй класс.

– Я так и знал! – закричал Виктор. – Я так и знал, что когда-нибудь ты меня этим попрекнешь! И с чего ты взяла, что у нас была бы именно дочь?

Катя пожала плечами, затушила окурок.

– Просто знаю.

– Выдумки! Ты вспомни себя! В двадцать лет ты была сопливой девчонкой, какую тебе еще дочь? На что бы мы ее растили тогда? А жили бы где? Вместе с твоими родителями, с сестрой, мужем сестры, их двумя детьми и твоим братом Вадиком в придачу? Нет, ты реально посмотри на вещи, прежде чем из меня чудовище делать!

– Не кричи, пожалуйста, Вить. – Катя взяла чашки и ушла на кухню.

Пашкин от собственного бессилия бил правым кулаком левую ладонь. Нашла что вспомнить! Один раз на аборт сбегала и теперь машет этим фактом как флагом.

Другие вон то и дело бегают, и ничего. Да и потом – разве он бросил ее тогда? Испугался? Он и денег достал, и врача нашел, и под окнами сидел, пока там все происходило.

А потом уж предохранялся как следует. По крайней мере у нее об этом голова никогда не болела.

Катя вернулась, поставила чашки на место, стала вытирать стол.

– Ты уж если решила от меня избавиться, так и скажи, – угрюмо пробурчал Пашкин, следя за ее движениями. – И нечего причины выкапывать.

Катя взглянула на него, что-то собираясь сказать, но передумала. Промолчала. У него вдруг мелькнула надежда. Возможно, дело просто в ее настроении. Вспомнила о том случае, и обида давнишняя сделала ее на миг такой отчужденной.