Она опустила глаза и, сложив пальцы, привычно поклонилась. Я улыбнулась в ответ, подумав, что девушки все больше становятся похожими на настоящих гейш. Видимо, непрекращающаяся учеба, постоянные репетиции, выступления в образах влияли на подсознание, и в нем закреплялся устойчивый стереотип. Этого я и добивалась. Если мои ученицы начинали в душе чувствовать себя японками, то вели себя на вечеринках в образах гейш естественно и непринужденно. А это главное условие для создания гармонии.
Следующие три дня мы выступали вдвоем с Сакурой. Но пресыщенные праздниками граждане уже пытались войти в рабочую колею, поэтому количество заказов пошло на убыль. Я знала по прошлому году, что такое затишье, наступающее практически сразу после старого Нового года, продлится не больше недели, а потом нас вновь начнут активно приглашать. Поэтому и решила именно в эти дни дать возможность всем отдохнуть.
С Митихиро я встретилась еще несколько раз. А ночь перед его отъездом, вернее уже утро, потому что последнее выступление закончилось лишь в половине третьего, он провел со мной. Митихиро заехал за мной в агентство и терпеливо ждал, пока я смою грим и переоденусь. Я попрощалась с охранником, забралась в машину и вопросительно посмотрела на Митихиро. Его глаза были грустными.
– Ты, наверное, очень устала, Таня, – нерешительно проговорил он. – Так поздно!
– Поедем ко мне, – предложила я и вздохнула.
По правде говоря, мне хотелось очутиться дома, поскорее забраться в постель и уснуть. Но Митихиро выглядел таким печальным, что я решила провести остаток ночи с ним. Услышав мое предложение, он явно обрадовался и начал улыбаться.
Когда мы поднялись в квартиру, я сразу прошла на кухню. Приготовив легкую закуску и достав бутылку красного сливового вина, я поставила все это на поднос и вернулась в гостиную. Митихиро сидел на полу, подогнув ноги.
– Ты бы разделся, – сказала я, улыбнувшись, ставя поднос на пол и устраиваясь рядом. – Так будет удобнее.
– Ты права, – согласился он.
– А давай переоденемся в халаты, – предложила я, вставая.
Митихиро поднялся вслед за мной. Я пошла в спальню и открыла шкаф. Потом сняла с вешалки два шелковых халата. И начала расстегивать блузку. Но Митихиро неожиданно рванул ее с моих плеч. Я замерла, глядя в его расширившиеся зрачки. Митихиро всегда был сдержанным и даже робким. И такое проявление страсти меня немного позабавило. Я начала улыбаться. Но он опрокинул меня на кровать, навалился, тяжело дыша и задирая юбку. Мне стало смешно. Я ерзала под ним, пытаясь освободиться и смеясь. Но это словно свело его с ума. Скоро юбка оказалась у меня чуть ли не на голове. Митихиро даже не стянул мои трусики, а лишь отодвинул серединку и вогнал «нефритовый стебель». Он двигался быстро, с шумом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы и постанывая. Его энергетика завела меня. И я мгновенно возбудилась. Юбка мешала мне, но не хотелось отпускать его. Митихиро стонал все громче, двигался все стремительнее. И скоро я изогнулась в острейшем оргазме.
Когда мы немного успокоились и пришли в себя, Митихиро встал и вышел. Я в недоумении посмотрела, как он скрывается за дверью. Но мне было так хорошо, я чувствовала такое расслабление, что лень было даже окликнуть его. Скоро Митихиро вернулся и сел рядом. Я с улыбкой смотрела на какую-то коробочку, которую он поставил рядом со мной.
– Это тебе, – тихо сказала он. – Я привез из Токио.
– О! – восхитилась я. – Ты такой милый. Всегда меня балуешь.
В первый мой приезд в Токио Митихиро подарил нитку дорогого черного жемчуга, который добывается в Окинава. И я с удовольствием носила это ожерелье. Приподнявшись на локте, я с любопытством взяла коробочку. Она была деревянной, продолговатой и на вид антикварной. На крышке золотились два иероглифа, но позолота была вытерта явно от времени.