– Я-то думал, смертоубийств море будет, что не перевозить, – заметил Харон, повернувший к убитой вакханке, – а тут всего одна жертва. Давай, родимая, пошли в Аид.

– Постойте, как же так? – запротестовала покойница, кинув отчаянный взгляд на Пана. – Я не могу в Аид, у нас вечером вакхические пляски, девочки без меня не справятся…

Так оно и бывает, да кабы только в игре! Живёшь в полной уверенности, что будешь вечно радоваться жизни, выплясывать вакхические танцы. А тебя – цап! – и изволь отправляться в Аид.

Пан смущённо отвёл глаза. Жизнь человеческая и живая природа в его ведении, а смертью владеют совсем иные боги, и жалости от них не добьёшься. Пан не Асклепий, умерших воскрешать не может.

Неожиданно на выручку пришёл непреклонный Харон.

– Не горюй. Ты первая из женщин, попавшая у нас в царство мёртвых, и, значит, можешь выбирать образ. Вот и бери роль Персефоны. Ей весной и летом можно выходить в живой мир. Так что танцевать будешь сколько влезет.

– Ага, – согласилась покойница. – Тогда другое дело, – она порылась в кармане, отыскала рублёвую монетку. – Вот тебе обол, добрый лодочник. Поедем в Аид, коли так рок распорядился.

«Не многовато ли у нас стало бессмертных богов? – подумал Пан. – Я и Гермес, Харон и Персефона, Ганимед и Купидон… Как бы ещё Зевс со своими перунами не вылез и не перепортил всё подряд. Помнится, он при штурме Фив кого-то самолично пришиб. Ну да ладно, Зевс не выдаст, Калидонский вепрь не съест».

Женское войско катилось к цели. На горизонте вырисовывались грозные башни семивратных Фив. В реальности неприступные Фивы представляли собой семиугольную площадку, огороженную хилым заборчиком в две жердинки. Больше всего неприступная цитадель напоминала загон для коров, которому фантазия пастуха придала такую причудливую форму. Ворота, числом семь, обозначались красными лентами. В городе уже была объявлена тревога, и навстречу завоевателям выходило фиванское войско. Оно ничуть не походило на разношерстный отряд Пана. Гоплиты в сияющих медных доспехах, в шлемах с высокими волосяными гребнями, с тяжёлыми округлыми щитами-гоплонами. Мечи, по большей части напоминавшие римские гладиусы, нежели греческие махайры, имелись у всех, а вот копий не было. Время фаланг ещё не пришло, к тому же копьё даже в шутейном сражении оказывается слишком опасной штукой и может убить не понарошку.

Гоплитов было человек пятьдесят, а это уже несметное войско.

При виде толпы, явившейся под стены Фив, гоплиты разразились хохотом.

– Аргос прислал нам своих женщин! Вот славная добыча!

Тем не менее фиванцы были предупреждены, что противник не так прост, и, отсмеявшись, воины обнажили мечи и двинулись навстречу прибывшим.

– Ужасайтесь!.. – загремел Пан, и вакханки разъярёнными волчицами подхватили его вопль.

– У-у-у!.. – запела Лернейская гидра, размахивая десятками рук.

Клаксон, обрадовавшись возможности пошуметь, заревел во всю свою широчайшую глотку.

– Бойтесь! – срывая голос, повторил Пан.

Нервы фиванцев не выдержали.

Пан не бог-воитель, но панический ужас целиком в его власти. Потом поддавшиеся панике сами не смогут сказать, что с ними приключилось, но сейчас, побросав тяжёлые гоплоны, неудачливые защитники города обратились в беспорядочное бегство. Спешка была столь велика, что несокрушимые стены оказались проломлены в нескольких местах. Войско Пана ворвалось в бреши и распахнутые ворота.

– Город не грабим! – командовал Пан. – Жёны фиванские, покиньте гинекеи, отворите двери храмов, несите благодарственные жертвы богам и щедрые дары победителям!