– Супер! – пробормотал осквернитель и подставил украшение лунным лучам, любуясь. Огромный зеленый камень в золотой оправе заиграл причудливыми гранями. Фееричное зрелище!

Кеша долго еще наслаждался бы зрелищем, но в его шею с тяжким всхлипом вонзился клинок длинной финки. Он захрипел, схватившись за рану, из носа истекла кровь, и подонок, в свою очередь, рухнул на злосчастного жмура. Кеша лежал на том самом месте, где пять минут назад раскинулся убитый им подельник. Практически в той же позе.

Здоровенная ладонь с грязными ногтями схватила Кешу за плечо, рванула. Труп перевернулся с живота на спину. Над Кешей склонился косматый, бородатый мужик в телогрейке. Он поднял выпавший перстень, глянул на него с прищуром, крякнул:

– Седни у меня ниче так улов.

Мужик без суеты, деловито положил драгоценность в карман, любимую финку отправил следом, прежде обтерев о Кешу, заглянул в пакет с костюмом за пять тыщ и одобрительно хмыкнул. Пакет он отставил подальше, а обоих покойников сбросил в могилу.

– Эх, – выдохнул мужик, поднимая лопату-штыковку с кучи земли, рядом с ямой. – А сторожем быть тоже… ниче так себе работа…

Он принялся сноровисто кидать землю, засыпая яму с тремя покойниками и насвистывая в такт движениям разухабистую мелодию.

Мое сознание пробудил солнечный луч, погладивший лицо. Я открыл глаза и с наслаждением потянулся затекшим от неудобного положения телом. Я по-прежнему полулежал, прислонившись к стене спиной. Ощутимая нагрузка на позвоночник!

– Семь часов утра, – услышал я женский голос. – Пора завтракать.

Неловко повернув голову к окну, я рассмотрел свою любезную портье, рассматривающую улицу через ту самую трубу.

– Эля… – выдавил я.

Я быстренько себя ощупал и понял, что одет. Это немного успокоило. Я рывком сел на кровати, пружины нежно скрипнули.

– Доброе утро, отец Борис, – продолжила девушка.

Мне показалось, что она улыбается, хотя по профилю определить эмоцию было трудно. Эльвира повернулась, навела на меня прибор. С минуту она рассматривала меня во всех подробностях, потом опустила трубу и подмигнула.

– Я принесла вам супчик, как и обещала.

– А-а… эм… – попытался ответить я, но язык мой окаменел. Верно, что человеку со сна куда труднее выражать свои мысли, нежели в любом другом состоянии.

– Я стучала! – сказала Эля. – А когда вы не открыли, толкнула дверь на всякий случай. Она оказалась не заперта. Я и вошла.

Поскольку я не сводил с нее суматошного взора, портье добавила дрогнувшим голосом:

– Я неправильно поступила, да?..

– Где вы взяли прибор, что у вас в руке?! – спросил я, обнажая причины своей тревоги.

– Ч-что?.. – выдохнула Эля и недоуменно глянула на прибор. – Лежал рядом с вашей кроватью, на полу.

– И что вы сейчас увидели?!

Мне хотелось заорать, но я сдерживался.

Взгляд Эльвиры отразил тревогу, она словно хотела вымолвить что-то участливое, но сдержалась. Пожала плечиком:

– Что можно увидеть в подзорную трубу?.. Улицу. Дома. Людей…

Я поднялся, молча и требовательно протянул руку. Девушка с опаской сделала шажок и подала прибор. Я цепко схватил трубу и прижал ее к груди. Портье явно не знала, то ли плакать от моей одержимости, то ли смеяться, – вид растерянного священника всегда немного комичен.

– Неужто мне все приснилось? – пробормотал я.

Глянул на стол, приметил остатки вчерашнего ужина и понял, что Бог позаботился о тайне и наблюдать грехи мог один я. Для всех других труба была обычным оптическим прибором. Выходит, прибор мой вроде шкатулки с двойным дном. Я чуть не засмеялся, но лишь улыбнулся. С довольным выражением лица глянул на портье.