– Привет, парни! Рад вас видеть живыми, – раздался знакомый голос не так давно вернувшегося из эмиграции, скандально знаменитого на весь мир своим интимно откровенным и до сих пор еще повергающим в шок советских домохозяек романом «Меня звать Владенька» писателя и воина Влада Цитрусова. Влад уже успел повоевать за Россию в Югославии, на стороне сербов, разумеется. И, приехав на Родину, уже засветился в глынинском интервью в газете «Свет», вошел в партию Митрофана Вольфовича и, с треском порвав с ней, вышел, а потом еще публично обозвал жирной буржуазной свиньей товарища коммуниста Зюзюкина… И, наконец, пообещав создать собственную действующую партию, стал тусоваться с молодыми, неуспокоенными парнями и девушками… Некоторые ребята и сейчас сопровождали его, образуя некий свадебный, как у невесты, шлейф, не обращая внимания на злобные голоса и пошловатые ухмылки в спину.

– Ну, что, кайф, долбанули сегодня этих уродов. Они и разбежались. Я всегда говорил, что капитализм дерьмо и долго не протянет. Вдули всем этим Гайдаровичам и Собчаковичам по самые кепкинские помидоры.

Компания дружно и радостно расхохоталась, как хохочут всегда над какой-нибудь примитивной, пошлой, достаточной глупой, но такой понятной шуткой. На этот хохот к группе подошел еще один знакомый по газете, но еще более, конечно, по знаменитой на всю Россию питерской передаче «Наши секунды», влюбленный в лошадей, но еще больше в себя, любимого, тележурналист и ведущий Алексей Неврозов:

– Ну, мужики, поздравляю! Это самый счастливый день в моей жизни!

Раздался какой-то хлопок, человеческий вскрик, и в эту же секунду огромный зеленый ЗИЛ, взревев всеми своими сотнями загнанных лошадей, резво рванул вперед и с полоборота врезался в стеклянно-металлические двери телецентра… Глынин, опешив, смотрел, как сыпались укрепленные мелкой металлической сеткой стекла дверей, как натужно гудел мощный автомобильный мотор. Вдруг машина встала, намертво застряв в дверном проеме. Рядом показался человек в камуфляже с гранатометом РПГ-7… Глынин изучал его на военной подотовке и много раз потом видел в телефильмах…

Небо озарилось и громыхнуло, телецентр покачнулся, словно в него ударила Господня молния, и на какое-то мгновение для всех присутствующих на этом месте наступил очень яркий и светлый день. Все замерли, никто ничего не успел понять, в воздухе повисла длинная, тягостная, секунды в полторы, тишина… Следом раздались дружно скоординированные очереди выстрелов из автоматического, видимо космонавтского, оружия.

Глынин даже не успел сообразить, как оказался на земле, не понял, куда делись ребята, куда пропал его добрый Советский Союз, в котором он только что находился и в котором просто была немыслима стрельба по живым невооруженным людям практически рядом с центром Москвы. В Москве стреляют по русским!!! Но об этом он подумал уже потом… А пока… Пока он лежал лицом вниз, вжавшись в землю, в гравий, в асфальт, между колес какого-то «жигуленка», припаркованного, видимо, кем-то из сотрудников здания. Внезапно какая-то сила перевернула его на спину, он сам не понял, зачем сделал это. Он лежал на спине с открытыми глазами и смотрел в родное ночное небо. Небо Родины было исполосовано цветными трассерами: зелеными, синими, желтыми, красными. Как красиво, подумал Глынин. Очень красиво – трассеры, и сквозь них проступают звезды… Из этого поэтического оцепенения его вывели камушки… Какой дурак кидается? Один камушек попал Глынину в руку. Какой дурак… Камушки звенели о крылья автомобиля. Теперь в ногу. И вдруг дошло – пули. Камушки отскакивают от земли, от асфальта, высекаемые пулями, втыкающимися вокруг него… Вдруг резко, как по команде, стрельба прекратилась. Наступила нереальная тишина. И даже запели настоящие птички, зачирикали, родные… «Странно, а в семистах – восьмистах метрах стоят дома, в них спокойно горит свет, живут люди, смотрят телевизор… И никто не додумался милицию вызвать… – покачивалась в глынинской голове туманная мысль. – Какую милицию, идиот? Вставай, беги!» …Рассыпанные по асфальту, как вишня из порвавшегося пакета, закатившиеся, забившиеся в различные щели люди стали приходить в себя и вдруг резко вскакивать и бежать по главной дороге мимо башни в сторону проспекта Мира. Но опять дала о себе знать загадочная русская душа… О сколько плохого, но, главное, хорошего связано с тобой! И этого, как поется в известной советской песне, никогда не понять «иноземным мудрецам», просчитавшим и замутившим все российские революции и горбостройки… Обезумевшая, испуганная толпа рванулась к жилым домам мимо ненавистной башни. Но, пробежав метров двести – триста, начала останавливаться, переводить дух. Верх над осторожностью и испугом стали брать любопытство и оскорбленное самолюбие… Стрелять-то перестали… А то ишь, расстрелялись тут! Козлы вонючие. Щас мы вам! И, подумав немного, толпа, не сговариваясь, решила вернуться на прежнее место. И пошла. Кто-то уже даже пробовал шутить, рассказывал анекдоты, смеялся над своей слабостью и малодушием. Кто-то даже стал всех убеждать, что стреляли они холостыми и специально в воздух. Знатоки-умники уверяли, что в трассерах никогда не бывает боевых зарядов.