И как обычно бывает в таких ситуациях, дружба и поддержка незаметно переросли в искренние чувства.

Так мама и Варя перебрались в китайский квартал и стали жить в нем.

А потом родилась еще одна дочь.

— К нам всегда хорошо относились, — волнуясь, говорила Варя. — Никто никогда не тыкал в нас пальцем, никто не указывал на то, что мы должны жить в своем квартале, где только русские. Но год назад всё изменилось…

Девушка замолчала, потому что заметила, как Лекс помрачнел и в буквальном смысле изменился в лице, но промолчал о том, что из-за смерти его отца от рук китайской мафии и начались бандитские разборки, которые в итоге коснулись всех.

Именно с тех пор, как было покушение на викингов, а затем перестрелка со множеством жертв в китайском квартале, жизнь перевернулась и перестала быть мирной и размеренной.

— Вас обижали? — глухо и мрачно спросил Лекс, сжав кулаки, и Варя снова обратила внимание на то, что мужчина по-прежнему ходит в тонких кожаных перчатках. Даже здесь.

Девушка замялась, но в конце концов отозвалась, понимая, что раз она просит помощи, то нужно быть предельно откровенной с ним.

— Сначала просто угрожали. Словами. Говорили, что дом подожгут и разнесут папину мастерскую. На улице могли что-то говорить вслед нам с сестрой. Но в один из дней пришли молодые наглые мужчины и сказали, что забирают мастерскую себе. Папа сказал, чтобы они уходили и забыли об этом… Его избили. Разбили все окна в нашем доме, а в мастерскую бросили какую-то горючую смесь.

Варя снова замолчала, потому что отчетливо услышала, как заскрипела кожа перчаток, оттого что Лекс сжал кулаки, а его брови сошлись на переносице.

— Почему вы не пытались связаться с нами, Варя?

— Мы пытались! Передавали записки! Пытались узнать ваш номер или номер Евгения. Когда стало совсем тяжело и вокруг китайского квартала построили высокий забор, мы пытались на официальных началах покинуть этот квартал. Но на выходе те люди с автоматами сказали, что в русский квартал могут уйти только русские — я и мама. Папу и младшую сестру они не отпускали…

Лекс покосился на то, как задрожали тонкие белые пальчики Варюши от этих воспоминаний.

— И вы решили остаться?

— Да. Но три месяца назад папы не стало… и находиться в квартале, где нас ненавидят, стало просто невыносимо. Мы пытались уйти, но из-за сестры нас не выпустили. Она была рождена на территории китайского квартала, и она…

— Метиска?

— Да.

Лекс окинул Варю быстрым взглядом, понимая теперь, почему девушка была такой бледной, в черном скромном платье и с грустными большими глазами: траур по ушедшему отцу — это не просто дата. Это состояние души, которое он знал слишком хорошо, чтобы не понять ее.

— Ты смогла сбежать через ограждение? — мужчина кивнул на стертые в кровь коленки девушки, которые она стыдливо попыталась прикрыть краем платья, тихо ответив:

— Я вырыла небольшой подкоп, в который смогла протиснуться…

Лекс выматерился от души, потому что жутко было думать о том, что Варю поймали бы при побеге.

Что бы с ней могли сделать те упыри, которые ходили с автоматами и ненавидели русских.

Варя вздрогнула, потому что вряд ли поняла его, но продолжала стоять на одном месте посреди комнаты, сцепив перед собой руки.

Хрупкая девчонка с длинными волосами и бездонными глазищами, где была вся печаль мира и мольба о помощи.

Она собой собралась жертвовать ради спасения мамы и сестры.

Мужчина достал сотовый и что-то мрачно и сосредоточенно тыкал в нем, а затем неожиданно положил на журнальный столик и повернул к застывшей девушке.