– Вывезите девицу в Бланес. Там она быстро найдет достойного кавалера.

– Зачем? – моргнул Тобиас. – У нас уже есть достойный! Это вы!

И капитан одарил Гранта крепким рукопожатием.

– Насчет приданого не беспокойтесь. Брат дает за ней больше половины своего состояния. А он, знаете ли, винодел! Дела у него идут хорошо, а с таким зятем, как вы, пойдут ещё лучше!

Грант уже почти кипел от неловкого разговора, который никак не кончался. Однако, будучи человеком новым, не решался обрубить неприятную беседу, поэтому, когда в каюту заглянул старпом и объявил о возвращении в порт, радости Хиггинса не было предела. Тобиас Редрут заторопился наверх, на палубу, и Гранта, наконец, оставил в покое.

К пристани причалили вовремя: ветер на море разгулялся не на шутку. Вновь поднялась волна и принялась ломать и крушить всё на своём пути. К ненастью присоединился дождь, колкий и мелкий.

Грант сошел на пристань на ватных ногах. Сопровождавшие Хиггинса офицеры заранее позаботились об экипаже для губернатора, и всё, что Гранту нужно было сделать, – это несколько шагов в сторону. Однако юношу нагнал капитан Редрут и предложил заглянуть в таверну, что располагалась прямо напротив пирса. Капитан клялся, что в том месте подавали лучший на свете суп из акульих плавников, и как бы Грант ни отнекивался, капитан Редрут ничего не хотел слышать. А когда Хиггинс заикнулся о том, что недолюбливает рыбу, Тобиас уверенно сообщил, что мясо в том заведении тоже найдётся.

Развернув над своей головой и головой нового губернатора плащ, капитан Редрут заторопился в направлении таверны. Грант старался не отставать. Оба прошли не более десяти ярдов, как чуть не налетели на женщину, откуда ни возьмись выросшую у них на пути. Своим видом женщина напоминала одну из скал, какие Грант видел в море: такая же тощая, черная и безнадежно одинокая. Та, кого боятся, обходят стороной и предпочтут стереть с лица земли, нежели понять.

– Куда прешь?! – чертыхнулся капитан Редрут.

Охваченная испугом нищенка замерла на месте. Вытянула вперед руки, словно пыталась нащупать что-то, но поймала лишь воздух.

– Вот же старая, – продолжал ругаться Тобиас. – Встала на пути и не даёт пройти. А ну…

Капитан уже было замахнулся на женщину, но Грант перехватил его руку.

– Она просто слепая. Ничего не видит, вот и столкнулась с нами, – произнёс он и нагнулся.

У его ног лежала деревянная палка. Один из её концов был загнут.

– Видимо, это ваше, – сказал Хиггинс и вложил клюку в руки старухи.

Неожиданно женщина вцепилась костлявыми пальцами в рукав камзола юноши.

– Милый господин, – прокаркала она, – не найдется ли у тебя краюхи хлеба? Три дня во рту ни крошки не было.

– Хлеба? – растерянно пробормотал Грант, чувствуя, как трещит по швам ткань дорогих одежд. И не скажешь, что нищенка голодала несколько суток: её движения были столь ловки и сильны, что позавидовал бы любой мужчина.

– Чего прилипла к его светлости? – Капитан Редрут в очередной раз пошел на абордаж. – Кыш!

– Погодите, Тобиас, – остановил маневр капитана Грант. – Уверен, если поможем этой женщине, то распрощаемся с ней в разы быстрее. Вот. Держи.

Грант нырнул свободной от тисков рукой в мешочек на поясе, выудил из него три монеты и протянул слепой. Та тут же отстала от Хиггинса и, схватив монеты, принялась проверять их на зуб.

– Вы дали оборванке серебро! – ахнул капитан, когда вместе с Грантом оказался у входа в таверну.

Хиггинс равнодушно пожал плечами.

– Ничего другого не было.

– Но ей хватило бы и одной! Зачем сразу три?

– Подумал, что так она сможет не голодать месяц.