— Я не хотела! Она ворвалась в кабинет! — восклицаю, взмахивая руками и пытаясь оправдаться. — Она толкнула меня и влетела в кабинет! — заканчиваю, рукой указав, куда именно я улетела.

— Что это? — Емельян перехватывает мою замотанную руку и внимательно разглядывает ее.

Что, и за повязку сейчас отчитает? Уволит?

Что я ему сделала, что он так строг со мной? Разве я ему в телохранители нанималась? Охранять его от его девиц? Я сделала все возможное, но увы!

— Поцарапала немного, — произношу, опустив взгляд.

Пытаюсь выдернуть свою руку из его хватки, но он не дает мне этого сделать. Аккуратно отодвигает повязку, чтобы увидеть рану.

— Когда? — спрашивает, рассматривая ранку.

Сейчас еще заявит, что я неженка. Обычные царапины, а я замотала платком.

Но какое ему дело до этого? Хочу и заматываю!

И оправдываться я не собираюсь!

Я знаю, для чего замотала, а он пусть думает что хочет!

— Ариэла, когда ты поцарапала руку? — требовательно повторяет свой вопрос, заставляя взглянуть на него.

— Чуть раньше!

— Когда она толкнула?

— Я сама упала, — с вызовом бросаю ему. — И вас это не касается!

Несколько секунд он гипнотизирует мою руку, а затем отпускает ее. Разворачивается и уходит в свой кабинет, не говоря мне больше ни слова.

Не понимаю, что с ним! То орет, то уходит, то ласковый и заботливый.

Не понимаю я этого мужчину! Не понимаю! Он словно японский кроссворд. Кажется, что все решила в нем, но оказывается, что одну строчку ты запомнила неверно, и из-за этого дальше все получается неправильно.

Растерянно смотрю на открытую дверь кабинета.

Вот о чем он думает сейчас?

Что мне нужно сделать?

Пойти к нему и получить подписи? Сидеть здесь и не мешать ему? Что? Я правда не понимаю!

Но сделать ничего не успеваю. Емельян Маркович выходит из кабинета без пиджака, но с мини-аптечкой в руках. Доходит до меня, опускает чемоданчик на стол и раскрывает его, ищет в нем что-то.

Не говоря мне ничего, берет мою руку, стягивает платок и, периодически дуя на царапины, обрабатывает раны.

Затаив дыхание, наблюдаю за этим процессом. Голова даже кружиться начинает от осознания происходящего и не понимания того, что все же хочет от меня Емельян.

Почему он сейчас заботится? Я же не просила. Зачем кричал перед этим?

Тяжело сглатываю.

Боюсь и слово сказать, потому что не знаю, что он выкинет дальше. Закричит? Успокоит? Будет нежным? Строгим? Злым?

Я запуталась!

— Готово! — объявляет Емельян Маркович, бинтом замотав мою руку. — И бантик! — заканчивает, продемонстрировав его.

— Спасибо! — отвечаю, потянув руку на себя, но мужчина, в чьей хватке она находится, не дает мне этого сделать.

Соболев смотрит на меня и уверенно выдерживает мой взгляд, пока его руки разминают мои пальцы.

— Где ты остановилась? — спрашивает он так, словно имеет на это право.

— Сева настоял на том, чтобы у него, — произношу, несмотря на то что хотелось нагрубить и сказать, что это его не касается.

Только я боюсь спугнуть его своей грубостью. Сейчас передо мной тот Емельян, в которого я влюбилась на острове. Не строгий и деспотичный босс, а мужчина, которого я спасла в море.

— Он отвезет тебя домой? — уточняет Емельян совершенно равнодушно, но его вопросы всегда имеют какую-то цель.

— Нет, — качаю головой. — Ваша мама сказала, что она меня отвезет. Что заберет меня, и мы вместе уедем, — опускаю взгляд на наши руки. Емельян продолжает играть с подушечками моих пальцев, нажимая на них на манер игрушки “Поп-ит”. — У Севы еще дела. Он будет долго. Поэтому я с вашей мамой и…

— Я сам тебя отвезу, — перебивает он меня, устав, вероятнее всего, от моей болтовни.